В отличие от отца сын верил в любовь. К примеру, перед ним
на выбор были три девушки-невесты. Одна нравилась больше всех. Вообще, это была
его первая любовь, когда-то он по ней сходил с ума, но приданое у нее было так
себе, достаточно скромное. Не хотелось бы влачить жалкое существование, да и
любовь уже подостыла. Лучше сызнова с другой начать. Вторая невеста была очень
богата. Баснословно! Но ему пришлось бы завязать себе глаза, прежде чем лечь с
ней в постель. А надо сказать, что радости супружеской жизни имели для молодого
человека очень большое значение. Поэтому он обратил свой благосклонный взор на
третью красавицу. И тут показалось, что ему повезло: невеста его любила, он
тоже был влюблен, а приданое было если не феерическим, то заслуживающим
внимания. Вот если бы только можно было не встречаться с ее папашей, от
которого зависело, выделить дочке приданое или нет, с папашей, который будущего
зятя, что называется, на дух не переносил, норовил его выставить в невыгодном
свете, унизить!
Он терпел, терпел… и в конце концов терпение его дало
трещину и вскоре кануло в Лету. Молодой человек начал избегать бывшую невесту
(еще слава богу, что они не были сговорены!) и дал себе зарок больше никогда –
ни-ког-да! – не гоняться за богатыми невестами. Да будь она хоть великая
княжна и прекрасна, как Елена Троянская, но, если при ней будут папенька и
маменька, он будет держаться от нее подальше!
Окончательно обнищав и отчаявшись, утомившись вечно клянчить
на прожитье у матери, которая, вообще-то, щедро снабжала деньгами молодых
мужчин, но лишь при условии, если они числятся ее любовниками, он понял, что
придется все же вернуться к прежнему занятию. Только теперь надо умнее быть,
умнее! Он обратился за советом к отцу. От отца пришло письмо, в котором имелся
адрес одного доброго человека и рекомендация. С отцовской-то рекомендацией
молодой человек и явился на улицу Канатную.
После этого он снял комнату наверху и ежедневно по часу или
два проводил за столом у старика – брал уроки мастерства. Он даже забросил свой
любимый портсигар из карельской березы, украшенный крошечными, с необычайной
тонкостью сделанными серебряными женскими фигурками, и завел точно такой же
портсигар, как у старика: лукутинский
[41] , из папье-маше,
покрытый сверху черным, а изнутри красным лаком и изрисованный карточными
фигурами (особенно хороши были король бубен и король пик: в них молодой человек
видел олицетворение себя и учителя). В пару портсигару завел он и лукутинскую
спичечницу, куда теперь вкладывал коробок за коробком.
– Если подошла ваша очередь раздавать карты, а вы никак
не можете выровнять колоду из-за какой-нибудь одной карты, это не
случайность, – продолжал учитель. – Значит, одна карта на самую
чуточку шире или длиннее других. Эта карта – помощница шулера, метка в колоде,
среди своих она называется маркерной. Шулер ее знает и, если она будет нужна
ему, он может ее мгновенно вытащить из колоды и использовать не только как
маркерную карту, но и как обычную.
– Вы говорили, сударь, что не только осязание, зрение и
слух, но и обоняние и вкус должны работать без отказа. Что сие значит? –
спросил ученик.
Старик оживился:
– Ну, вот вам способ, за который я от моих коллег
получил когда-то прозвище короля пальцев. Я этот способ сам выдумал. Был у меня
один знакомый фокусник, работали мы с ним одну программу… Он был преизрядный
химик, ну а я – прирожденный шулер. И вот слушайте, что получилось. Вы готовите
колоды для игры дома… Да, тут есть вот какая закавыка: нужно заранее войти в
сговор с дежурным клубным лакеем – что, к слову, не столь уж трудно, до денежек
небось всякий охоч! – а потом передать ему заготовленные колоды. Ну,
допустим, у вас есть такой лакей. Итак, дома с крайней осторожностью вы
отклеиваете бандероль на запечатанной колоде, бритвой делаете надрез на желтой
бумаге, бережно извлекаете оттуда карты. Отбираете в каждой колоде тузы, двойки
и тройки и слегка смачиваете их тем раствором, который помог мне составить мой
приятель-фокусник. Раствор никак не меняет карту, высохнув, она не имеет
запаха, но стоит коснуться ее влажным пальцем, а потом поднести палец к носу,
как вы ясно ощутите нежный аромат фиалки, притом до того приторный, что даже во
рту сделается сладко. Это благодаря хлороформу, малое количество которого
входит в раствор. Клубный лакей по вашему требованию приносит врученные ему
заранее карты, их распечатывают, тасуют, подрезают, укладывают в машинку, и
игра начинается…
Молодой человек аж подался вперед – так внимательно слушал
учителя. А тот продолжал рассказывать:
– Теперь представьте такое: вы мечете банк в железку, в
банке у вас накопился изрядный куш. Вы решаетесь дать последнюю карту,
начинаете метать: одну ему, одну себе, одну ему, одну себе… Смотрите свои карты
– предположим, у вас пять или шесть очков. Вы предлагаете купить третью карту,
а партнер вам говорит спокойно: «Не надо». Положение для вас создается пиковое.
Вы мгновенно соображаете – будь у него девять или восемь, он бы открыл, к
четырем и к пяти он бы купил, следовательно, у него шесть или семь. Итак, у вас
пятьдесят шансов за проигрыш, пятьдесят шансов быть «en carte», при своих
остаться, – и ни одного шанса на выигрыш. Покупать к шести, разумеется,
очень трудно, и тут начинается комедия. Приложив палец к губам и подумав, вы
нерешительно тянетесь к машинке, но не вытаскиваете из нее карту, а лишь
прижимаете палец к ней, затем, словно раздумав, отдергиваете руку и, снова
глядя в свои карты, будто еще колеблясь, подносите палец к верхней губе. Если
не запахло фиалкой, то и не покупайте – бесцельно, авось не шесть, будете «en
сarte». Если же во рту стало сладко и нежный аромат достиг вашего обоняния,
тяните смело – выигрыш почти обеспечен, так как при двойке и тройке у вас
образуется восемь или девять, а при тузе – семь. Конечно, этот способ не так
действен, он рассчитан на везение, так как всего лишь двенадцать карт из каждой
колоды вами отмечены, но зато он имеет и свои преимущества: вы не можете быть
пойманы.
Ученик смотрел на учителя с восхищением. Учитель был так
доволен, как если бы он только что сорвал банк. Эти двое вполне понимали друг
друга!
Учителя звали Поликарпом Матвеевичем Матрехиным.
Ученика звали Дмитрием Аксаковым.
* * *
Видимо, Смольников отправил своим людям, негласно охранявшим
Марину, предписание покинуть дом Аверьяновых, потому что никого из посторонних
Игнатий Тихонович не обнаружил. Только перепуганную прислугу и дочь, которая
вышла к столу – подошло как раз обеденное время – с вызывающей улыбкой.
