Подруг, с которыми можно было бы поговорить о всяких дамских
секретах, у Марины никогда не имелось. А знакомые… Тамарка Салтыкова в
психушке. Варька Савельева – глупая мещанка, с ней и словом-то перекинуться
противно. Сашка Русанова…
Сашка Русанова!
При мысли о ней у Марины делалось темно в глазах от
ненависти. Как, каким образом умудрилась эта сладкая дура влезть в душу отца?!
Может быть, у них что-то было, а? Что-то гнусное… И Сашка выпросила у отца
награду для себя и для брата? Королевскую награду!
Странно, однако к Шурке Русанову Марина особой враждебности
не испытывала. Трусоватый, болтливый, фатоватый мальчишка, вот и все. А Сашка…
стройная, хорошенькая, мягкая…
«Ненавижу ее! Ненавижу!»
Шурка получит деньги только через четыре года. Долгий срок.
Все равно что никогда! За это время запросто может совершиться мировая
революция и деньги перейдут к тем, кому они должны принадлежать по праву: к
рабочим и крестьянам. А Сашка получит право распоряжаться деньгами не через
четыре года, а когда выйдет замуж. Может быть, уже через месяц!
Марина раньше даже думать не хотела о замужестве. Но когда у
нее появился Андрей… Когда появился Андрей, мир взорвался ослепительными
надеждами и мечтами. Как было бы хорошо: выйти за него, отдать все деньги
партии и жить в эмиграции, на нелегальном положении, где-нибудь в парижских
трущобах, как Ленин и Крупская! Питаться чем попало, болеть туберкулезом –
обычной болезнью русской революционной, да и не только революционной,
интеллигенции – и подрывать, подрывать, подрывать основы капиталистического
строя! А потом вместе пойти в последний и решительный бой и, если нужно,
погибнуть на баррикадах, прикрывая друг друга своими телами, искромсанными
пулями, которые выпустят в них опричники самодержавия!
При такой мысли у Марины слезы катились из глаз от умиления,
и она испытывала чувство, сходное с тем, что обрушивалось на нее, когда она подмахивала
Андрею. Это было счастье, счастье, счастье! Но счастье длилось так недолго…
Теперь выяснилось, что не она, Марина, и не совместная
мученическая, во имя революции, смерть на баррикадах были нужны Андрею, а
деньги Аверьяновых. И, вполне возможно, в погоне за ними он уже начал ухаживать
за Сашкой Русановой!
Эта ужасная мысль возникла во время очередной бессонницы и
более уже не оставляла Марину.
Теперь в каждой паре, попадавшейся ей навстречу во время
прогулок по городу, она видела Андрея, идущего об руку с Сашей. Марина обгоняла
парочку, заглядывала в лица молодых людей, чем ужасно их конфузила. Но ей и в
голову не приходило извиниться – мчалась дальше вне себя от радости: не они! Не
они! Но вот появлялась другая пара, и опять Марина сходила от ревности с ума, и
опять забегала вперед, оборачивалась, разглядывала влюбленных, а потом бежала
дальше, гонимая своей навязчивой идеей…
И вдруг на Новой площади она увидела Сашку. Настоящую, не
воображаемую. Сашка шла не одна, но и не с Андреем, а с какой-то девчонкой
совершенно пролетарского вида – в простенькой жакетке, темненькой юбчонке,
платочке беленьком. Сашка была в шляпке с вуалькой. Ишь, вырядилась!
Собственно, именно по шляпке Марина и узнала кузину. Прошлым летом они эту
шляпку вместе покупали: Марина, Тамара и Сашка. Марина в их компанию мещаночек
попала, конечно, совершенно случайно, торчала как дура у прилавка, пока они
мерили шляпки, и недоумевала, как можно столько времени, необходимого для
освобождения угнетенных, потратить на такую ерунду.
Итак, точно, без сомнения – Сашка… Ну и куда она бежит,
интересно? Куда спешит?
А вдруг на свидание с Андреем?
Марина со всех ног бросилась следом. Разумеется, она не
стала забегать вперед. Зачем? Еще спугнет Сашку!
Она пошла сзади, держась в нескольких шагах, не сводя глаз с
девушек.
Вот они пересекли площадь, потом направились по улице Новой
к Канатной.
Здесь на углу стоял двухэтажный дом с нарядным эркером.
Девушки свернули к крыльцу и вошли в подъезд.
Марина ринулась было следом, но передумала и остановилась.
Нет, надо подождать. Вот здесь, за углом. Подождать и присмотреться. Что, если
Андрея еще нет? Сейчас он появится, она подбежит к нему… Вдруг удастся
поговорить с ним, сказать, что она не может без него жить, что любит его, что
ей… что ей не нужна никакая мировая революция, никакое светлое будущее ей не
нужно, если там не будет его!
Постепенно Марина отдышалась, немного успокоилась. И
ощутила, что устала. Смертельно устала! Захотелось есть – как всегда от
крайнего волнения. Можно вернуться на площадь, зайти в булочную и купить
что-нибудь, булку или пирожное, но нельзя – как бы не пропустить Андрея. Ах
черт, когда не надо, вечно вокруг вьются, осаждают разносчики с пирогами или
горячими пышками, а тут, как назло, ни одного не видно.
Разве что квасу попить? И семечек погрызть, чтобы перебить
аппетит?
Она уже шагнула было вперед, да вдруг запнулась. Продавец
семечек… Ничего себе! Да ведь это же…
* * *
– Слушай здесь! – сказал Поликарп Матвеевич и
подмигнул Дмитрию своим единственным зрячим глазом. В бытность свою цирковым
артистом он частенько езживал в Одессу и влюбился в этот город, а также в его
говор. И с тех пор не отказывал себе в удовольствии иногда ввернуть в речи
что-нибудь этакое, «пересыпское». – Слушай здесь! Учимся нынче самому
простому и самому сложному – тасовке колоды. Для нас, для королей пальцев,
самая лучшая тасовка – по одной карте. Потому что при этом мы можем любую карту
поместить туда, куда хотим…
Поликарп Матвеевич взял колоду в правую руку, удерживая ее
кончиками пальцев так, чтобы она стояла на суставах левой руки, самых близких к
ладони.
– Вот смотри. Большой палец левой руки плотно прижимает
верхнюю карту к колоде. В это время правая рука поднимает карты вверх – так,
чтобы они выскальзывали из-под верхней карты наверх. Верхняя карта остается
внизу, в левой руке, и ложится на пальцы. Большой же палец находится сверху, на
упавшей карте. Видишь, Митя? Вторая карта падает на первую: ведь колода
тасуется уже не на пальцах левой руки, а на первой упавшей карте. Большой палец
надо чуть приподнять, тогда вторая карта упадет на первую. Третья карта падает
на вторую, четвертая на третью… Перетасованные таким способом несколько карт
левая рука возвращает обратно на верх колоды в правую руку. Уразумел? Пробуй.
Прилежный ученик покрепче зажал в глазу монокль и некоторое
время сосредоточенно перекладывал карты, но, конечно, необыкновенной легкости,
которую выказывал Поликарп Матвеевич, не добился.
