Вдруг промелькнуло воспоминание… Они с тетушкой сидят у
портнихи, а мимо вдруг проносят что-то белое, и розовое, и шелестящее, и
кружевное, и мастерица, выглянув из-за вороха шелестящих предметов, говорит
интимным шепотом: «Это приданое барышни Волковой»… Теперь мастерица скажет
кому-то, пронося такой же ворох: «Это приданое барышни Русановой»…
– Что-то я ничего не понял, – пробормотал
Шурка. – Папа, ты что, разрешил? Разрешил им жениться?
– Oui, mon enfant, ton papa a permis
[50]
, – сказала тетушка Лидия. Правда, Шурка не понял, почему она вдруг
заговорила по-французски, а главное, почему отец при этом так дернулся, словно
через него пропустили электрический ток.
– Иди сюда, – глухо сказал отец, схватил Шурку за
руку и прижал к себе.
Лидия, чуть приподняв брови, разглядывала обнимающихся
Русанова и Шурку, а также Дмитрия и Сашу. Идиллия! Не у дел пребывали лишь она
и Олимпиада. Да и то старшая сестра поглядывала с намеком, словно только и
желала, что прижать непутевую младшую сестрицу к своему истомившемуся по
нежности сердцу.
Лидия с легкой улыбкой отвернулась. Вот еще, нужны ей
родственные нежности! И вообще, пора уходить. Чаю здесь, кажется, не дождешься,
а час уже поздний.
Русанов смотрел на нее поверх головы сына и, кажется,
готовился задать вопрос, который, вообще-то, первым сорвался бы с языка всякого
нормального человека, когда Лидия потребовала немедля дать благословение
Дмитрию и Саше: а тебе-то зачем это нужно? Твоя-то какая забота?
Объяснить было бы сложно. Тем более что в конце концов она,
порадовавшись обретенной свободе, взяла да и поступила именно так, как хотел
Андрей Туманский…
Нет, не совсем, возразила самой себе, покачав головой,
Лидия. Все же она сделала это не под принуждением, а по своей собственной воле.
Вернее, по воле своей наконец-то свершившейся мести!
* * *
...
«Их Величества Государь и Государыня Александра Федоровна с
Наследником и Августейшими дочерьми изволили переехать на летнее пребывание в
Новый Петергоф на собственную Ее Величества дачу «Александрия».
...
«Сараево. 15 июня гимназист Принцип произвел два выстрела из
револьвера в эрцгерцога Франца Фердинанда и его супругу. Эрцгерцог и его
супруга, смертельно раненные, вскоре скончались».
Санкт-Петербургское телеграфное агентство
...
«По полученным из Петербурга сведениям, Григорий Распутин
скончался 30 июня от заражения крови. Его убийца – крестьянка Симбирской
губернии Феония Кузьминична Гусева. Последними словами его были: «Какая-то
стерва меня закопала!»
«Русское слово»
...
«Во Франции арестованы русские бомбисты, в частности, С.
Марашвили. По собственному признанию С. Марашвили, его профессия – разбой».
...
«На днях в Кронштадт прибывает президент Франции Пуанкаре».
...
«Распутин на пути к выздоровлению! В разговоре о смерти
Григорий Ефимович сказал: «Люди ходят, не предвидя ничего, и умирать не
собираются вовсе. И мы так же…»
Санкт-Петербургское телеграфное агентство
Эпилог Июль 1914 года
…Он уехал. Стало тише.
В Петергофе тот же сплин.
Хуже раненому Грише,
Очень сердится Берлин.
А во внутреннем режиме
Непроглядней, чем в дыре.
Помоги мне, Серафиме,
Не оставь, Пуанкаре!
Витя Вельяминов, приятель Дмитрия Аксакова, розоволицый, с
белым пушочком вместо волос, толщиной, голубыми глазами и общей розовостью
своей напоминавший большого целлулоидного пупса, уже пьяненький, цитировал
свеженькие стихи записного придворного шутника поэта Владимира Мятлева (между
прочим, внука, по слухам, того самого Ишки Мятлева, который куролесил с
Лермонтовым и писал: «Как хороши, как свежи были розы…»), посвященные последним
событиям российской жизни, и заливался смехом.
Однако никто не смеялся в ответ. Лица вокруг были печальные…
Когда кто-нибудь уезжает, провожающие почему-то грустят,
даже если путь предстоит счастливый и легкий, в спальном вагоне первого класса,
и в купе свалены ворохом букеты цветов, а на перроне празднично извергается и
шипит шампанская пена и тонко звенят принесенные из вокзального ресторана
хрустальные бокалы с вензелями и гербами города Энска. Провожающие почему-то
грустят, даже если несусветно-красивая, нарядная, богатая молодая пара уезжает
в свадебное путешествие.
– Ну, счастливого пути! – говорят наперебой шаферы
и подружки невесты, гости, родственники и друзья.
– Счастливого пути! – с самыми ласковыми улыбками
говорят Никита Ильич и Лидия. Им вторят Таня и Олег – дети Шатиловых,
наконец-то приехавшие из Москвы, чтобы познакомиться со своими кузенами и
погулять на свадьбе у Сашеньки.
– Счастливого пути! – говорит яркая, властная
брюнетка, мать жениха, Маргарита Владимировна Аксакова, прибывшая по такому
случаю в Энск из своей деревенской глуши.
Отец Дмитрия, бывший энский прокурор, встретит молодых в
Москве и проводит на поезд, который должен повезти их в Италию. Они намерены
ехать через Швейцарию, минуя Францию, – о маршруте особенно позаботился
отец невесты. Конечно, в Европе сейчас тревожно – после убийства австрийского
эрцгерцога в Сараеве. Но ведь Сараево на Балканах, от Италии далеко, все
обойдется!
На самом деле не видать молодоженам Италии, ох, не видать!
Но об этом никому не известно, кроме Провидения, а оно молчит.
– Счастливого пути! – с несколько наигранной радостью
говорят Савельевы: Савелий Савельевич, Марья Ивановна и Варя. Они делают вид,
будто свадьба Дмитрия с Сашенькой их ничуть не задела, а Варя ну просто очень
счастлива оказаться среди подружек невесты. А впрочем, очень может быть, что
эти простые и добрые люди никакого вида и не делают, а радуются от души. В
конце концов, Савелий Савельевич всегда терпеть Дмитрия не мог. А Варины
чувства… да ладно, какие у них там чувства, у юных дев? Взять хотя бы Сашеньку
– то вон как убивалась по Игорю Вознесенскому, а теперь что? Выскочила замуж за
другого – и вполне довольна.
Во всяком случае, выглядит довольной.
