Слышал? Наверное, слышал? Ничего себе! Да в поисках
господина Морта Охтин наизнанку вывернул справочное бюро, перетряс всех
возможных Мертвяковых-Смертиных-Мертваго-Труповых и иже с ними, обнаружил даже
вовсе кошмарную фамилию «Трупоядцев», но ни один из этих людей не оказался
бывшим циркачом, метателем ножей Полем Мортом. След, поданный Шулягиным, привел
в тупик. Никаких успехов не достигли агенты, шарившие в Коммерческом институте
и наводившие справки через осведомителей в кругах уже сугубо уголовных.
Приходилось признать, что Лидия Николаевна Шатилова не ошиблась, и происшествие
было типичным политическим эксом, однако Смольников еще не достиг
договоренности с начальником жандармского управления о том, чтобы задействовать
секретных агентов, которые работали среди политических. Агентов таких было
раз-два и обчелся, а потому они ценились на вес золота, это раз, а во-вторых,
все они были мелкой сошкой, к обсуждению таких важных дел, как эксы, вряд ли
допускались и могли попросту ничего не знать и не узнать никогда, несмотря на
все усилия.
И вот, вообразите, в минуту всеобщего отчаяния и опускания
рук является в сыскное барышня в шапочке, моргает прелестными глазками и
заявляет, что у нее ценнейшие сведения по поводу этого почти безнадежного дела!
– Что ж вы сразу, барышня, не сказали, что ваше
сообщение по эксу! – взвился Охтин. – Конечно, идемте скорей! Думаю,
его благородие примет вас безотлагательно!
Он рванул вперед по коридору, но через пять шагов осадил,
сообразив, что бежит в одиночестве. Оглянулся. Барышня так и стояла на прежнем
месте, еще крепче, словно бы в порыве отчаяния, прижимая к себе муфточку. Глаза
у нее… это уже были не глаза, а глазищи, полные такого ужаса, словно перед ней
разверзались поистине бездны преисподние.
«Что-то здесь не то. Не то, не то… Возможно, страшно
ей, – смекнул Охтин. – И хочет сообщить, и опасается, что налетчики узнают
и отомстят».
Он немедленно отмерил пять шагов назад и снова оказался с
ней рядом.
– Ничего не бойтесь, – прошептал, глядя прямо в
испуганные глаза. – Ни-че-го. Ни единая душа не узнает о тех сведениях,
которые вы нам сообщите. О вашем приходе – тоже. Конечно, вам бы лучше было нам
телефонировать, мы б подъехали к вам на встречу, куда бы вы сказали.
– Что, сам господин Смольников подъехал бы? – со
странной, горестной усмешкой спросила барышня.
– Ну, это вряд ли, – честно сказал Охтин. –
Скорей всего, кто-то из агентов.
– С агентами я и говорить не стала бы, – покачала
она головой, и шапочка даже не шелохнулась, а горестное выражение накрепко
задержалось на лице…
«Что-то, воля ваша, здесь не то!» – опять подумалось Охтину.
Дежурный в это время кашлянул, и он взглянул в его сторону.
– Извините, господин Охтин. Дозвольте обратиться. Вы
сейчас к его благородию уйдете, видать, надолго, а у меня тут бумага, до вас
касаемая, неподписанная который день лежит, еще с прошлого дежурства. Соблаговолите
подписать, а? Вот здесь, в дежурке. Извините великодушно, барышня, одна
минуточка только! – И он щелкнул перед незнакомкой каблуками, словно перед
самим полицмейстером.
Охтин и глазом не моргнул, и бровью не повел. Последовал за
унтером в дежурку, дивясь его изобретательности: нагородить столько ахинеи в
одно мгновение да с таким естественным видом… Чтобы агент сыскного подписывал в
дежурке какие-то бумаги?! Ну и артист же этот дежурный, как его… кажется,
Началов его фамилия, ну, артист… Не Началов, а просто тебе Качалов или, к
примеру, Мочалов…
Поддерживая навязанную мизансцену, Охтин склонился к столу,
ткнул перо в чернильницу, что-то поцарапал по услужливо подсунутому листку, а
между тем Началов, тыча толстый, с коротко подрезанным ногтем палец в этот
листок, почти беззвучно выдохнул:
– Что-то здесь неладно, Григорий Алексеевич. С барышней
неладно. Посматривайте! Дай бог, коли просто шалая, а то ведь как бы не
начудила чего. Не прикажете ли задержать да обыскать?
– Ну, вот, – беспечно проговорил Охтин, откладывая
ручку и неодобрительно осматривая пальцы, конечно же, испачканные чернилами: он
пачкал их всегда и всюду, как если бы так и остался на всю жизнь гимназическим
приготовишкой. – Надеюсь, этого довольно, унтер-офицер? Да, кстати, без
промедления, организуй-ка самоварчик, вдруг чаек потребуется. Только крутого
кипятку не заводи, очень тебя прошу. А мы пойдем в гляделки поиграем с
господином Смольниковым. Извините, я глупо пошутил, мадемуазель, есть у меня
такой недостаток, склонность к дурацким шуткам. Кстати, как вас звать-величать
прикажете?
– Имя мое я скажу только господину Смольникову, –
дрожащим голосом выговорила барышня, и Охтин ощутил, что не только голос ее –
вся она дрожит так, что даже воздух, ее окружающий, чудится, колеблется.
Да. С ней и впрямь что-то неладно… В отличие от
простодушного «фабриканта» Шулягина агент Охтин никогда не оставлял без
внимания даже чуть слышного шепотка своего внутреннего голоса, а тут он уже не
просто шептал, а криком, можно сказать, кричал, надрывался. Унтер Началов
вполне мог и не предостерегать – Охтин и сам давно был настороже, как пес,
почуявший опасность.
Он шел, пропустив барышню вперед на полшага, якобы из
вежливости, а сам сосредоточенным взглядом – сугубо деловым! – обшаривал
ее фигуру. Началов, конечно, таращился вслед, готовый в любую минуту броситься
на помощь. И, лишь только они свернут за угол, он начнет гоношить самоварчик …
Интересно бы знать, что это она так за муфту держится? Как
утопающий – за спасательный круг! А муфта… Конечно, Охтин мало что понимал в
дамских штучках и, не будь он столь насторожен, ничего неладного не заметил бы,
а между тем вот странно: обычно дамы делают муфту из того же меха, что и
шапочка, и воротничок на жакете или сам жакет, а здесь шапочка и воротник из серой
мерлушки, муфта же черная, тяжелая, мутоновая, порядочно вытертая и совершенно
к прочей одежде не подходящая. И она очень большая.
А и впрямь, не последовать ли совету Началова, не обыскать
ли барышню?
Нет, вдруг Охтин и унтер ошиблись, тогда позору не
оберешься. Лучше ушки держать на макушке. В случае чего с этой барышней он
справится запросто, девчонка и пикнуть не успеет, как будет скручена.
– Прошу вас, сюда войдите, – приоткрыл он дверь
кабинета. – Я сию минуту попрошу его благородие к вам зайти. Вы ведь,
наверное, не хотели бы появляться в приемной?
Барышня кивнула, но Охтину показалось, что она вряд ли
услышала, что ей сказали, так была напряжена.
