Короче, Симанычев упал, я забрала дискету и ключи, и,
оставив Шурика вызывать милицию и давать показания (мне не хотелось, чтобы труп
валялся до утра), я понеслась к Симанычеву домой – стирать все файлы в его
компьютере. Да, это сделала именно я – Малютин тут вообще ни при чем. Я уже не
верила Симанычеву и хотела подстраховаться. В общем-то, все должно было пройти
нормально, если бы в парк не занесло Кирилла. Я его знала – знала довольно
хорошо, хотя мы не были знакомы. И даже его присутствие не представляло для нас
особой опасности, но он зачем-то сказал, что видел ту женщину, которая была
рядом с Симанычевым… То есть меня.
Тут я сделаю маленькое отступление. Помните, Малютин
показывал вам список пассажиров, которые улетали в Париж в тот день, когда была
устроена небезызвестная инсценировка в аэропорту? Вы заподозрили его в каком-то
мошенничестве, потому что не нашли в списке имени Арины? Но этого имени быть не
могло, потому что в Париж улетала Екатерина. То есть я. И в аэропорту с
Кириллом разговаривала я. И его внимание на мобильник, якобы положенный в
сумку, обратила тоже я… Это я и есть – Арина, понимаете?
Пожалуй, нет. Понять и правда трудно… Но попробую объяснить.
Мои родители разошлись, когда я была совсем маленькая. Отца
я не видела ни разу. Мне было лет семь, когда мама снова вышла замуж. Родилась
Маришка – моя любимая младшая сестричка. Маришку любили все, в том числе и моя
мама. А меня… как-то не очень. Я это ощущала каждый день своей жизни:
равнодушие, нелюбовь, иногда ненависть. Спустя много времени я узнала, в чем
дело. Оказывается, нас у матери родилось двое. Две сестры-близняшки. Одну она
назвала Ариной, другую Катериной. И как-то так случилось, что Арину она любила
больше, чем Катерину. Наверное, такое бывает. Мы были еще совсем маленькими,
когда заболели болезнью Боткина. Очень тяжело. И Арина умерла. А я осталась
жива.
Мне было года три, наверное, когда это произошло, поэтому я
не помню ни сестру, ни эту болезнь. Но смерть Арины произвела на мать страшное
впечатление. Она стала невыносимой сама, она сделала невыносимой жизнь отца –
он ушел. Она измучила меня за то, что я осталась жива! Я в этом не виновата, я
не виновата в смерти Арины, но думаю, у мамы было что-то вроде психического
заболевания. Ведь она потеряла любимую дочь!.. В принципе, я могу ее понять.
Простить? Не знаю… если бы не ее сестра Элеонора (я называла ее тетушка
Элинор), у которой я фактически выросла, я вообще не знаю, что со мной стало
бы. Может, я сошла бы с ума или покончила с собой, потому что думала: если меня
ненавидит родная мать, значит, я недостойна жизни. И недостойна любви. Ничьей!
Элинор помогала мне, как могла, я ей всем на свете обязана,
она меня почти вылечила от всех моих комплексов, кроме одного: я страшно
боялась мужчин. То есть не то чтобы я кидалась от них с криком ужаса – нет,
конечно. Просто я не верила, что могу кому-то понравиться. Я была уверена, что
все они смеются надо мной, презирают меня. Честно говоря, лет до семнадцати я и
в самом деле была сущая уродина: толстуха неповоротливая, замкнутая, угрюмая.
Только и знала, что читала книжки, – и думала о том, как была бы счастлива
мама, если бы в живых осталась Арина, и как умела бы эта Арина наслаждаться жизнью.
Она красилась бы, она училась бы танцевать, она одевалась бы в самые короткие,
обтягивающие платья, она запросто приглашала бы на «белый танец» самых красивых
парней… да ей это и не понадобилось бы, у нее и самой не было бы отбоя от
кавалеров! Если бы Арина осталась жива, то она раньше всех начала бы гулять с
парнями, целоваться с ними, на ней не стояло бы клеймо: «Старая дева», как оно
стояло на мне!
Я росла, я взрослела, мне хотелось того же, чего хочется
всем молодым девушкам. Я хотела любить и быть любимой. Но… не могла, потому что
не считала себя достойной любви.
И однажды я решила поиграть в Арину. На эту мысль натолкнула
меня та же тетушка Элинор. Она прекрасно понимала, что я не смогу выбраться из
своей скорлупы такой, какая я есть. И она позволила мне превратиться в Арину
точно так же, как гусеница превращается в бабочку. Это очень точное сравнение,
несмотря на то что в природе это происходит однажды, а я превращалась в Арину
столько раз, сколько хотела. Благодаря тетушке Элинор у меня появились немалые
деньги, я купила квартиру и там… там чувствовала себя Ариной на все сто!
Отрывалась как могла! Пускалась во все тяжкие! Устраивала такие гулянки, что
соседи иногда готовы были вызвать милицию. У меня появились друзья, любовники,
у меня было все. И я им всем со смехом рассказывала про свою скучную, унылую
сестру – старую деву, которую я презираю. Они презирали ее вместе со мной.
Однако долго жить в «облике» Арины я тоже не могла. Мне
надоедало это бесцельное прожигание жизни, я становилась Катериной. Прошло
несколько лет, я жила совершенно как Селестен и Флоридор, как доктор Джекил и
доктор Хайд – короче говоря, как любой человек с раздвоением личности, и вот
однажды я поняла, что добром это не кончится. Моя ненависть к Арине – то есть к
себе самой! – не доведет меня до добра! Мне надо постараться соединить в себе
две мои разрозненные сущности: Арину и Катерину. Примирить их.
Поняла я это потому, что влюбилась. Может быть, вы
догадаетесь, в кого? Ну да, в Кирилла.
Причем это был тот редкий случай, когда мы влюбились в него
обе: и Арина, и Катерина. Арина ходила на занятия в школу танцев, где Кирилл
вел уроки. Наверное, эта развратница запросто начала бы приставать к нему, но я
как могла держала ее под контролем. Поэтому она только строила ему глазки – и
не приближалась к нему. А он ее все-таки заметил, заметил… На свою беду.
Повторюсь: именно любовь к Кириллу придала мне силы
сдерживать Арину. И я надеялась, что когда-нибудь мне удастся избавиться от
противной сестрички – и в то же время перенять лучшие ее свойства. Стать
свободной, раскованной, веселой, терпимой. Мне даже почти удалось это сделать!
И тут в моей жизни появился Геннадий Симанычев.
Вернее, он появился в жизни Арины.
Арина познакомилась с ним на какой-то пьянке, и эти два
жутких распутника (он – бабник, она – нимфоманка) сразу нашли друг друга. Они
перепихнулись – и расстались, но Арина успела ему проболтаться про свою
сестричку – старую деву – и пробудила у Симанычева интерес ко мне. Может быть,
ему захотелось совратить унылую девственницу. Не знаю. Короче, он стал за мной
следить. Расспрашивал обо мне соседей, подруг. И однажды разговорился с нашей
старинной соседкой, которая отлично знала, что никакой Арины Дворецкой нет на
свете, что она давным-давно умерла и похоронена в Марьиной Роще…
Симанычев был умный человек. Он еще какое-то время следил за
мной, присматривался к Арине, потом умножил два на два – и получил, как и следовало
быть, четыре. В том смысле, что понял, кто есть кто.
