– Ах ты ж недомерок вонючий! – взревела тетя Варя, хватаясь
за замок и резко поворачивая ручку. Но тут же она поняла, что делать таких
ретивых движений не стоило: замок был тугой да еще иногда заедал, она и в
добрые времена поворачивала его с усилием. А теперь у нее аж дух занялся!..
Пакостный мужичонка все равно уже ускользнул – не догонишь, а в поясницу-то, в
поясницу как вступило… а плечи как свело!
Ее даже слезой прошибло от боли. Честное слово – стояла
согнувшись и плакала!
– Ну, Лариска… – простонала с бессильной яростью. – Все
через тебя, все неприятности! Но ты погоди – отольются тебе мои слезоньки. Да
пусть я век не разогнусь, только бы и тебя достало !
Видимо, именно в это мгновение ленивое провидение, обычно
глухое к мольбам малых сих, отверзло свой слух и решило исполнить первое же
высказанное пожелание. В результате тетя Варя так и не разогнулась до конца
своей жизни. Так и дожила жизнь крючком! Распрямила ее спину – совершенно по
пословице «Горбатого могила исправит» – только смерть.
Но Лариску тоже достало . Ох и достало! И это значительно
скрасило тете Варе все ее последующее согнутое существование.
Виктор Малютин, 28 сентября 200… года, Нижний Новгород
Малютин стоял в своем кабинете и с отвращением смотрел на
перемазанный кровью стол. Ну какая же сука это учинила, интересно бы выяснить?!
Попадись эта тварь! Малютин не успокоился бы, пока не заставил языком все это
вылизать. Нагадил – и не убрал за собой, ну что за пакость отмороженная! Костин
клянется-божится, что знать ничего не знает, видеть ничего не видел. Что, когда
он вывел Карлыгокова из кабинета, стол был чист. Потом, помявшись,
признался-таки, что чист, да не совсем. Карлыгоков на прощанье со злобой
харкнул на столешницу. Он, Костин, с трудом сердце удержал и не убил его тут
же, на месте, только потому, что в кабинете они были не одни, приходилось
какие-то приличия соблюдать… Поэтому он вытолкал Карлыгокова за дверь, отвел
его в кладовку и там немножко поучил уму-разуму, тем более что этот поганец,
похоже, сам нарывался.
– Туманов, надеюсь, этого не видел и не слышал? – сухо
спросил Малютин.
– Не, я чурку тихо учил! – хмыкнул Костин.
– А сейчас Карлыгоков где?
– Где ему быть, – туманно отозвался Костин. – Лежит в
восьмом кабинете, отдыхает.
«Восьмым кабинетом» среди сотрудников службы безопасности
аэропорта называлось что-то вроде местного КПЗ – каморка без окон. «Восьмой
кабинет» был предназначен для самых опасных задержанных. Как раз к этой
категории и относился Карлыгоков – несмотря на свой вполне цивилизованный вид.
Именно в нем и заключалась его опасность, по мнению Малютина, что он вполне на
человека похож. А копни поглубже…
– А ноги не сделает? Он что там, один? – спросил начальник
СБ.
– Почему один, я у дверей попросил Бузмакина постоять. Как
это я его одного оставлю, я что, совсем без ума?! – обиделся Костин.
– Ну что ты, успокойся, – похлопал его по плечу Малютин. –
Не совсем! Только частично. Ну, все, хватит трепаться, давай топай в зал, а то
там сейчас паспортный контроль вовсю идет, посадка, мало ли что, а охраны,
считай, никого…
– А ребята что, все еще с эпилептиком возятся? – хихикнул
Костин.
– Я тебе посмеюсь, понял? – внушительно нахмурился Малютин.
– Экий ты, Костин, злой, оказывается! Человек чуть не умер, а ты ржешь!
– А что, скажете, не ржачка была? – снова хихикнул Костин. –
Как он заколотил башкой! А пена поперла… Я такое первый раз в жизни видел.
– Да ты, Костин, как я погляжу, вообще мало чего в жизни
видел! – отмахнулся Малютин. – Иди, не мозоль глаза. Иди!
Костин с явной неохотой вышел. Но только прикрыл за собой
дверь, как снова просунул в кабинет свою веселую конопатую физиономию:
– Ой, забыл спросить, товарищ начальник. А где же…
В это мгновение зазвенел телефон. Не тот, который стоял на
столе, а сотовый в кармане Малютина. Он достал его, посмотрел на дисплей. Номер
не высветился, определитель не распознал его, но все равно – Малютин досадливо
поморщился. Он и так знал, кто это звонит.
– Слушаю, Малютин, – отозвался настороженно.
– Алло! Алло, ты меня слышишь?
– Да, слышу, не кричи так. Ну что?
– Прошу тебя, давай заканчивай быстрей, уже времени в обрез.
– Ладно, не суетись…
– Что? Как это понимать?
– Ну, погоди немного. Я сейчас не могу с тобой
разговаривать.
– И не разговаривай, если не можешь. Я просто прошу тебя
закончить побыстрее.
– Понял, понял! Не волнуйся, делай свои дела.
– Как это – делай? А когда…
– Отстань! Не напрягай ситуацию, понятно? Тебе нужна моя
помощь? Ну вот и жди теперь. Ясно? Все! Как только разберусь, сам тебе позвоню.
Он с досадой нажал на сброс и какое-то время еще постоял,
сжимая в руке трубку и тупо глядя на кровавый подтек на столе.
Если Костин не врет – а зачем этому салажонку врать? – то,
получается, нагадить здесь мог только один человек. Туманов. Но зачем? За каким
чертом?! Или они не зря его опасались? Этот парень и в самом деле все видел?
Тогда он еще пострашнее Карлыгокова. Потому что про этого торговца живым
товаром им, по сути дела, все известно, а про Туманова – совсем ничего. Но
получается, что в нем кроется страшная опасность для них всех? И он этим
гордится! Это пятно на столе Малютина – как бы знак: мол, имел я вас всех в
виду! Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от тебя, Малютин, и подавно уйду!
И ведь ушел, кажется…
Ну, тогда могут быть оправданы любые меры, которые они в
отношении Туманова уже предприняли – и которые только собираются предпринять.
Любые!
И тут он сообразил, что Костин все так же переминается с
ноги на ногу в кабинете.
– Кому сказал, иди отсюда! – сделал страшные глаза Малютин.
– Пинками тебя гнать, что ли?
– Зачем? – обиделся Костин. – Я сам уйду.
И он в самом деле вышел, но тут же был возвращен окриком
начальника:
– Костин! А ну, погоди!
Костину, которому было все равно, что делать, лишь бы не
работать, заглянул с радостным блеском в глазах, но со старательно недовольным
выражением лица:
