– Чего, Виктор Сергеевич? То иди, главное, то погоди…
– Помолчи минуту! – махнул на него Малютин. – Ты меня
достал! Скажи… Хоботов приезжал?
Костин молчал, водя глазами по потолку.
– Чего молчишь? – набычился Малютин. – А? Язык проглотил?
Костин высунул кончик языка. Он просто хотел доказать, что
ничего не проглотил, язык как был при нем, так и остался, но тут же сообразил,
что начальник может расценить эту невинную шутку как дерзость, а потому
поспешил объяснить:
– Вы ж сами сказали – молчать! Я и молчу!
Малютин оскалился с таким выражением, что Костин мгновенно
перестал ерничать и отрапортовал:
– Не было его! А чего бы он – приехал и пустой уехал? Нет,
не было его!
– Тогда я ничего не… – тяжело выдохнул Малютин, потом
сообразил, что едва не ляпнул то, что Костину знать совершенно ни к чему, а
потому в очередной раз махнул рукой: иди, мол! – и задумчиво уставился в окно.
Да, похоже, мелькнувшая в его голове догадка не
подтвердилась. Ложный след! Костин немножко подождал, но, поскольку начальник
больше себе не противоречил, неспешно вышел и потопал в зал ожидания.
Малютин некоторое время смотрел в окно на изредка мелькающие
по площади машины. Телефон в кармане опять зазвонил. Малютин вытащил трубку,
увидел на дисплее знакомую надпись: «Номер не определен» – и отвечать не стал:
перевел звонок на вибратор и отложил сотовый на край стола.
Тихое, назойливое гудение не унималось. Малютин пожал
плечами и нажал на сброс, а потом и вовсе отключил мобильник. Снял трубку
рабочего телефона, полистал ежедневник, отыскивая какую-то запись, и набрал
номер.
– Але?.. – ответили почти сразу.
Голос говорившего с трудом пробивался сквозь гул, и Малютин
понял, что это гудит мотор.
– Хоботов?
– Не, не он, это водитель. Щас его позову.
В трубке что-то зашуршало, потом раздался другой голос. Он
звучал яснее, да и интонации в нем были другие: напористые, недобрые:
– Алло, Хоботов.
– Салют, Малютин побеспокоил.
– Здорово, Малютин. Рад тебя слышать. Что-то не так?
– Ты куда пропал, огурец соленый? Я тебя полчаса назад ждал.
Мы же договорились, ты приезжаешь, забираешь нашего пацана. А ты где?
– …
– Алло, чего молчишь?
– Да я не понял. Что ты говоришь?
– Слышно плохо? – забеспокоился Малютин и заговорил громче:
– Я говорю, ты что задерживаешься? То от вас звонили, клялись, что ты мухой
примчишься, то не дождешься тебя. Ты знаешь, у меня нет времени, чтобы тут
вашего ухаря караулить. И людей нет, у меня все люди при деле. Давай говори,
когда появишься!
– Малютин, ты что, с печки упал? – сдавленно спросил
Хоботов. – Ты чего несешь? Да ведь я…
– Мать твою! – окончательно разозлился Виктор Сергеевич. –
Или ты немедленно приезжаешь и забираешь этот южный фрукт, или я выгоню его в
три шеи, понял? А что? У меня ничего на него нет, только ваши звонки. Порядка
он мне в аэропорту не нарушал, только его девочки малость попищали, но девочек
мы уже отправили, а сам-то пахан вам нужен или нет?
– Малютин, – тем же сдавленным тоном проговорил Хоботов, –
Сергеич, ты это… не гони пену. Погоди шесть секунд, я тебе перезвоню. Слышно
плохо, трещит какая-то хреновина.
– Ничего у меня не трещит! – выкрикнул Малютин, но было уже
поздно – Хоботов отключился.
Малютин что-то прошипел сквозь стиснутые зубы, но поделать
ничего не мог. Он знал, что связь в оперативных машинах порою работает погано.
Ничего не попишешь – пришлось ждать звонка Хоботова. Однако тот все не звонил.
Малютин не выдержал, набрал его номер, но телефон был занят. Прошло какое-то
время – Хоботов не отзывался. Наконец он позвонил:
– Слушай, Малютин, у нас тут еще вдобавок колесо спустило.
Подержи этого типа у себя еще минут сорок, самое большее – час, ладно? Очень
тебя прошу! Сочтемся, гадом буду!
И бросил трубку.
Малютин мгновение смотрел на телефон, дивясь такой
несусветной наглости. Чтоб он еще хоть раз связался с автозаводскими ментами…
Взял для них важнейшего фигуранта, а они никак не удосужатся приехать за ним.
Что-то темнит Хоботов… колесо, то да се…
Ладно, живешь сам – и другим жить давай. Можно выручить
человека. Подождать сорок минут, даже час и даже полтора – не вопрос. Если
Костин выключил Карлыгокова как надо, то Бузмакина вполне можно оставить
присмотреть за этой мразью. Дело сейчас не в этом! Вопрос в другом.
Честно говоря, звоня Хоботову, Малютин еще оставлял себе
некоторую надежду, что выяснится вопрос, который сейчас занимал его больше
всего. Например, что произошла какая-то ошибка, путаница, жуткое недоразумение.
Но если Хоботов еще на пути в аэропорт…
Да что случилось?! Куда пропал этот парень?
Напрашивается один простейший ответ, конечно… Он просто ушел
из кабинета. Вот через эту дверь, ведущую на крыльцо. Вышел – и…
Ну, чушь. Не больной же он! Уйти без денег, без документов,
плюнув на то, что уже объявлена посадка на его рейс. Нереально!
А что тогда реально?! Где в реальности может находиться этот
Туманов?!
Вибратор мобильника снова глухо, надрывно загудел.
«Номер не определен», – высветилось на дисплее.
Малютин сложил руки на груди и угрюмо отвернулся от
телефона. Ответить ему было ровным счетом нечего.
Катерина Дворецкая, 10 октября 200… года, Париж
Как известно, жизнь – штука однообразная. Ночь-день,
утро-вечер, жизнь-смерть, сон-явь… У меня затянувшаяся явь. Лизочек опять не
спит!.. Лежит у меня на руках, смотрит снизу вверх с глубоким интересом. А я
качаюсь перед окном и пою, даже не вполне соображая, что именно:
Мой Лизочек так уж мал,
Так уж мал, так уж мал,
Что из скорлупы ореха
Фаэтон себе для смеха
Заказал, заказал, заказал!
Господи боже! А это еще что?! Откуда?
