Из бездн памяти, как пишут в романах. Вспоминаю, что эту
песенку я выбренькивала одним пальцем на фортепьяно, когда по настоянию
маменьки таскалась в музыкальную школу. Это был такой ужас… Одно из самых
кошмарных впечатлений детства. Мне было нестерпимо скучно, я боялась
учительницы, которую раздражала своей музыкальной тупостью, мамани боялась до
дрожи, потому что, увидев хилый трояк в моем дневнике, она принималась кричать,
ругаться, а иногда и отвешивала оплеуху или награждала нерадивую дочку
подзатыльником.
– Не мучай ты ребенка, – помнится, говорила тетя Эля, моя
ненаглядная королева Элинор. – Ну не ее это дело – музыка, неужели ты не
понимаешь?! Не ее.
– А что – ее? – с презрением смотрела на меня мама. – Да она
просто лентяйка! Лень раньше ее родилась. Спит на ходу. Ей бы только книжки
читать, больше ничего не нужно. Толстая, неуклюжая. Бестолковая! Вон у людей
дети играют на музыкальных инструментах, занимаются гимнастикой, танцуют в
балетных кружках…
– Но ведь они не родились такими, – пыталась успокоить ее
Элинор. – Они этому учатся с раннего детства. А у тебя девочка только месяц
музыкой занимается, а ты уже хочешь, чтобы она играла Первый концерт
Чайковского для фортепьяно с оркестром.
– Всего месяц! – перебивала мама. – Целый месяц! И ничего,
никакого результата, даже элементарной песенки не может подобрать:
трам-пам-пам! Приходят ко мне гости, я думала: ребенок садится за пианино,
играет, все поют, всем весело… Чувствую, все это были напрасные мечтания. Зря
столько деньжищ на инструмент выкинула.
– Валентина, погоди, все еще будет, – увещевала Элинор. –
Девочка просто не такая, как все. Она вроде меня, пойми. Позднее зажигание!
Повзрослеет позже, в разум войдет позже, но потом ты ее не остановишь. Зато она
прочитала уже сейчас книг в десятки раз больше, чем все ее ровесники. Это же
тоже развитие и образование, как ты не понимаешь?!
– Нет, правильно говорил ее отец: ни слуха, ни голоса,
тратить на нее время бессмысленно! – твердила мама, которая, как всегда,
слышала только себя и заводилась от собственных эмоций еще сильнее.
«Так вот в чем дело! – смекнула я. – Вот в чем дело! Она все
еще никак не может простить отца, который ее бросил. И пытается доказать, что
он ошибался. Во всем: и насчет ее, и насчет меня. А насчет меня он, наверное,
был прав…»
– Черт, ну почему мне осталась именно эта плакса! Не вой! –
выкрикнула в ярости мама.
– Валентина! – резко обернулась к ней Элинор. – Замолчи!
Замолчи сейчас же! Как ты смеешь…
Мама с ненавистью посмотрела на меня, на сестру – и
выскочила из комнаты.
Так мне впервые был дан намек … Конечно, я ничего не поняла,
потому что и в самом деле плакала, громко всхлипывая. Да, я была плакса. Ну и
что? Мне так хотелось, чтобы меня жалели, любили, чтобы говорили, будто я самая
хорошая! Но мама меня не больно-то любила, это я рано усвоила. Я была не такая
. Я не была в этом виновата, но винила себя. И хотя Элинор пыталась меня
успокоить и убедить, что все случается в свое время, я ей не очень-то верила.
Честно говоря, до сих пор не верю. Если бы я не взяла свою
жизнь и жизнь сестрицы в свои руки, наверняка до сих пор пребывала бы в этом
дурацком состоянии ожидания своего времени . А я начала подгонять наши жизни. И
смерть близняшки…
Интересно, за что я ее так ненавижу? Почему страстно хочу
избавиться от нее как можно скорей? Когда-то я так же страстно желала
познакомиться с ней, узнать поближе, проникнуться ее жизнью, стать ей близкой,
самой близкой на свете, сделаться с ней буквально одним существом! Ведь мы
сестры, мы близнецы, мы родились практически одновременно, правда, она на
двадцать минут раньше, но это не играет особой роли. Но потом я поняла, что
нельзя бросить свою собственную жизнь под ноги другому человеку, даже своей
близняшке. Я поняла, что снова должна стать собой. Но для этого надо отделаться
от нее. Ведь она знает обо мне много, слишком много… все. Так же, как я о ней.
Но вся разница в том, что она меня нисколько не боится. А вот я ее… боюсь!
Очень! И больше всего потому, что не знаю, кого из нас двоих выберет Кирилл.
То есть в том-то и беда, что я знаю это слишком хорошо. Не
меня! Не меня…
Перед ним многоцветная колибри и обыкновенная курица. И дело
совершенно не во внешности, внешность тут вовсе ни при чем! Ладно, не курица,
зря я, в самом деле, так себя унижаю. Не курица, а сизая голубка. Ну и кому она
нужна, если рядом колибри?..
Оторвавшись от своих тягостных мыслей, кошу осторожным
взглядом вниз и вижу, что Лизочкины глазки закрыты. Ну почему бы ребенку,
который практически не спал ночью, не уснуть сейчас? Семь утра,
пару-тройку-четверку часиков вполне можно придавить. Марине сегодня в универ к
двенадцати, так что мы все втроем и выспаться успеем, и накормить Лизоньку
перед маминым уходом.
Спи, крошка! Спи, Христа ради!
Разумеется, стоит только так подумать, как ее веки начинают
дрожать. И я, опасаясь побеспокоить ее даже взглядом, опять уставилась в окно.
Ох, насмотрелась я в него сегодня… Насмотрелась! Между прочим, тот компьютер
опять проявлял свою индивидуальность. Опять на нем не было разноцветной
заставки, опять беленькое окошечко мелькало на черном фоне в ритме танго, а
потом засветился экран и по нему побежали строки. Быстро-быстро! Правда,
сегодня я заметила еще красные вспышки, как будто некоторые части текста были
выделены.
Дурь, конечно. Кому бы их выделять? Сам компьютер читает
загруженные в него файлы и отмечает особо интересные места?
Господи, да ведь все просто! Предельно просто! На ночь
включается антивирусная программа, вот и все дела. Правда, немного странно, что
она включается только на одном компьютере, но это уж вовсе не мои проблемы.
Наверное, тот клерк, который работает именно за ним, самый заботливый из всех.
Если мне не изменяет память, за этим столом сидит такой высокий темноволосый
парень в очках. Да, я ведь периодически качаюсь перед этим окошком и днем,
поэтому нагляделась на всех сотрудников. Наверное, встречу на улице – нечаянно
поздороваюсь. Вот удивятся. А они мне почти как соседи: и немолодая пухленькая
брюнетка, и две практически неотличимые друг от дружки унылые блондинки, и
толстяк с пышной седой шевелюрой, и тонкий, очень красивый парень испанского
типа, который слегка напоминает мне Кирилла и на которого я смотрю с большим
удовольствием, и долговязый вертлявый араб, брюнет в металлических очках и
дежурной синей водолазке, который как раз и сидит за этим самовольно работающим
компьютером, и серьезная, немолодая, гладко причесанная, очень элегантная дама,
очевидно, начальница, потому что я вижу ее то в этом кабинете, то в соседнем, и
при ее появлении все начинают как-то особенно суетиться.
