Голос у нее мягкий и нежный, как ванильный зефир. И сама она
напоминала зефирку – небольшая, кругленькая, мягонькая. Иронизируя над собой,
Бергер вспоминал своих суровых германских предков, которые обожали именно вот
таких карамельных, золотисто-розовых Гретхен. Однако его дама отнюдь не
исповедовала принцип «киндер, кирхен, кюхен» – это была карамелька с железной
начинкой. Бергер-то ее натуру хорошо знал и именно поэтому в постели чувствовал
себя как принцесса на горошине. Все мягко, все нежно… а где-то колется… Дама
была адвокатом, и очень хорошим адвокатом. Не сказать, что она выигрывала все
процессы подряд, но сводить наказание до минимума, как говорится, ниже низшего
предела, ей все же удавалось чаще, чем другим. Да, она и впрямь была хорошим
адвокатом, однако именно эта профессия мешала Бергеру влюбиться в нее. Бог его
знает, что за вывернутое у него было сознание, однако он презирал адвокатов.
Всех. Считал их продажными… Продажными представителями человечества, скажем
так. Знал, понимал, что закон – еще не синоним слова «справедливость», что
человек должен иметь право на защиту, иначе общество не может называться
цивилизованным… А поделать с собой ничего не мог.
Дама, кстати сказать, о воззрениях своего любовника знала. И
ничуть не обижалась на него. Более того! Когда Бергер начинал искренне
недоумевать, что она в нем нашла (в самом деле! ну что?! ни красоты никакой, ни
денег; обаяние, которое ему приписывают некоторые женщины, категория
субъективная; вдобавок он инвалид, хотя жизненно важные органы в полном
порядке), дама мурлыкала:
– Всю жизнь искала мужчину, который будет меня презирать!
Может, и не врала, кто их разберет, женщин! Не зря некоторые
особо искушенные люди советуют входить к этим загадочным созданиям с плеткой!
Словом, дама сердца Бергера, сладенько помурлыкав необходимое
количество времени, вдруг сказала:
– Хочу с тобой посоветоваться. Это правда, что у вас в
богадельне гарантируется анонимность расследований?
Богадельней в городе называлось бюро, в котором работал
Бергер. А что? Чем плохое название? Бывают же названия вообще оторви да брось:
СПС, к примеру. Издевательский шип какой-то.
– Конечно, – ответил Бергер. – Гарантируется.
– И вы не требуете с клиентов оплаты?
– Ну да, не зря же нас называют богадельней. А почему ты
спрашиваешь?
– Да потому, что с трудом себе представляю, как это вообще
может быть. Вот, к примеру, тебе позвонит какой-то человек и скажет: я попал в
безвыходное положение, не пойму, что вокруг меня происходит, умоляю, помогите,
но денег у меня нет, – ты что ему скажешь?
– Да у меня как раз сегодня был такой звонок! – почти
радостно воскликнул Бергер. – Ровно в полдень. Звонит мужик, говорит: я попал в
безвыходное положение, не пойму, что происходит, почему они выбрали именно меня
убить Валентину Терешкову, чтобы не допустить прорыва Советского Союза за
пределы Солнечной системы!
– А они – это кто? – осторожно поинтересовалась собеседница.
– Я как-то не очень понял, – честно признался Бергер. –
По-моему, нечто среднее между инопланетянами, чеченскими террористами и
американскими империалистами.
– Кого, ты говоришь, надо убить?
– Валентину Терешкову, это первая в мире женщина-космонавт.
– Да ты что?! – восхитилась дама, которая знала все о
юриспруденции и о сексе и почти ничего о вещах отвлеченных. – Ну, это психоз.
Тебе псих звонил. А я говорю серьезно, о серьезном деле.
– Хорошо, давай серьезно, – согласился Бергер. – Если я
смогу помочь обратившемуся ко мне человеку, не вступая в противоречие с
Гражданским и Уголовным кодексами, а также с собственными принципами, то я это,
без сомнения, сделаю. А называть мне имя и фамилию или псевдоним – это его
личный выбор.
– Отлично! – воскликнула дама. – И что тебе надо, чтобы ты
начал работу?
– Ну, как минимум просьба этого человека.
– Считай, что он попросил. Через меня.
– А сам он что, немой? Или шибко застенчивый?
– Не-а, – протянула она. – Говорить умеет. Но он не
попросит. И не в застенчивости дело. Этот парень напуган до смерти.
– До смерти? – усомнился Бергер.
– Я тебе говорю! – настойчиво воскликнула дама. – Тем более
что от смерти он спасся просто чудом.
– Избит или ранен?
– Избит был очень сильно, поэтому его и привезли в больницу,
а не швырнули в вытрезвиловку. Но ничего, к счастью, не сломано, а синяки
постепенно сходят. До свадьбы вполне заживет. Вот только не планировалось, что
он вообще доживет до свадьбы. Видишь ли, его нашли ночью пьяным вусмерть,
лежащим на трамвайных рельсах. Вагоновожатый заметил его каким-то чудом; вторым
чудом было то, что он успел затормозить.
– И что? Ты думаешь, этот тип не сам напился и улегся на
рельсы?
– Быстро сообразил, – одобрительно сказала дама. – Ты, когда
на него посмотришь, сам поймешь, что дело тут очень даже нечисто.
Бергер в сомнении покачал головой. Он не очень-то верил в
безгрешных агнцев, которых некое исчадие ада накачивает спиртным и укладывает
под колеса движущегося транспорта. Просто так, по принципу: «Что бы такого
сделать плохого?» Наверняка этот молодой человек постарался сделать чью-то
жизнь невыносимой, вот и получил по заслугам. С другой стороны, его, Бергера,
приятельница – особа весьма проницательная. То есть пуркуа бы и не па этому
парню оказаться агнцем? Однако женщины очень жалостливы. Особенно если объект
жалости – какой-нибудь красавчик…
Бергер отлично знал, кем был в прошлой жизни. Отнюдь не
суровым тевтонским рыцарем! И даже не венецианским мавром, с кого писал свою
трагедию великий Шекспир. Он был просто Плюшкиным. Вот ведь и не нужна тому
вещь, а из рук не выпускал. Так и он, Бергер. Ну не любишь женщину – так чего
бесишься от ревности? Бюргер ты, не Бергер. Мелкий собственник! И он ощутил,
как неприязнь к этому якобы страдальцу и полное нежелание прийти на помощь
ближнему крепнут и разрастаются в его душе.
– Он твой клиент, что ли? – спросил хмуро.
