– Да, врал он как сивый мерин. Не пять у него оказалось
комнат, а только две. К тому же угловые, а значит, клетушки. Прихожая вообще
два шага на три, где мне в таком масштабе развернуться? Я поглядел – ну и
говорю ему этак вежливенько: извините, мол, не возьмусь я у вас работать. Я к
масштабу привык, а у вас-то вон какая жилплощадь. Времени потрачу море, а
заработаю чуть. «Да, – кивает этот змей, – и сигнализации у меня нет, отключать
ничего не надо будет». Это в каком же смысле, спрашиваю? Думаю, что такое несет
мужик?! А он: «Вы ведь, Александр Васильевич, не потому отказываетесь у меня работать,
что простора нет или, к примеру, хлопот много. Вы своим наметанным глазом
вещички мои окинули и поняли, что вряд ли отсюда чего толкового вынесешь! Это
ведь не то, что у Ивановых или Петровых, где я вашу работу видел и где квартиры
после ваших там трудов оказались подчистую ограблены!» Я просто обмер от такой
наглости. А Симанычев и говорит: «Интересное дело получается, Александр
Васильевич! Я тут несколько дней в библиотеке провел, в зале периодики, во всей
местной прессе уголовную хронику перелистал. Выписал несколько фамилий, навел
справки. Кое-где в милиции подмазал, на лапу дал, чтобы получить информацию. И
вывел интересную статистику! Как минимум пять квартир, где прихожие отделывал
деревом великий мастер Александр Васильевич Кича, были после этого виртуозно
ограблены. Сигнализацию отключали так, как надо, брали самые хорошие вещи,
причем нигде ничего не раскидывали, словно заранее знали, где что лежит…» – «Ах
ты вошь, – говорю ему, – ты в чем же меня обвиняешь?! Я тебе что – вор? Да я
один в этих квартирах оставался, да там хозяйки свои бриллианты на столе
раскидывали, деньги от меня не прятали – я ничего не брал. У меня руки небось
отсохнут скорей, чем я к чужому прикоснусь! А ты меня вором называешь?» –
«Помилуй бог, – вежливенько отвечает Симанычев, – и в мыслях у меня такого не
было! Вы не вор! Вы – наводчик воровской. Во все квартиры, где ладили прихожие,
навели воров. Но сами – да, чужого не трогали никогда. Отсюда и было у людей к
вам такое безусловное доверие! А зря…»
Полез я на него с кулаками, но он говорит: «Не усугубляйте
ситуации, Александр Васильевич! Не то вас еще и за нанесение телесных
повреждений привлекут. Думаете, я не подстраховался? Все доказательства у меня
собраны и находятся в надежном месте. Случись со мной что – и они окажутся в
милиции. Однако же я готов закрыть глаза на ваши шалости, если вы… нет, не
бойтесь, пресекать вашу преступную деятельность я не намерен и сообщников ваших
выдавать тоже не потребую. Но вы должны мне за молчание пять тысяч долларов.
Можно «зелеными», можно в рублях по курсу».
На пленке записался также тяжелый, обреченный вздох Шурика.
– Это все? – послышался голос Бергера.
– А что, мало? – ответил Шурик.
– Что же насчет Малютина скажете? И той женщины? – снова
раздался голос Бергера, а Шурик в ответ ему – с плачущей интонацией:
– Насчет Малютина я ничего не знаю. Хотите – у него
спрашивайте. И насчет женщины не ведаю. Какой вообще женщины? Кто она такая? Не
знаю я ничего, понятно? Меня вы поймали, ну вот и подавитесь!
На этом запись кончилась.
Малютин какое-то время смотрел на диктофон, но тут
подсуетился Бергер – убрал полезную вещицу, чтобы не искушать малых сих. Насчет
копии – это ведь была чистейшей воды выдумка, не было у него никакой копии.
Просто он знал заранее, что не станет Малютин совершать глупостей. Крепок он
был, не в пример крепче Шурика, и крепость эту предстояло еще сломать.
Виктор Сергеевич вздохнул, поднял глаза…
– Признание обвиняемого – царица доказательств, так? –
усмехнулся он Шурику углом рта. – Ну и чем они тебя дожали?
– Прости, Сергеич! – чуть ли не всхлипнул Шурик. – Я
держался как мог, но, когда они стали давить этим взрывом, этим мобильником в
сумке…
Малютин встревоженно обвел глазами троицу незваных гостей:
– Секунду. О каком мобильнике идет речь? И что за взрыв
имеется в виду? Ничего не понимаю!
Мы могли бы служить в разведке,
Мы могли бы играть в кино!..
Если бы Бергер не был в этой истории лицом заинтересованным,
он бы зааплодировал начальнику аэропортовского СБ.
На лице у Шурика мелькнул проблеск надежды, а Кирилл
возмущенно закричал:
– Я видел, как мобильник опустили в сумку!
– Неужели? – вскинул брови Малютин. – Видел? Сам?! Ну надо
же…
Странно. Почему-то Кирилл при этих словах слегка покраснел.
Бергер насторожился, вдруг почуяв неладное.
– Почему я должен тебе верить? – холодно спросил Малютин. –
Кто может подтвердить твои слова?
– Со мной была девушка! – выкрикнул Кирилл. – Знакомая моя!
Она тоже собиралась в Париж и, видимо, улетела.
– Ну, привет… – развел руками Малютин. – В Париж улетела. Да
может, она и не видела ничего!
– Она-то как раз видела! – запальчиво заявил Кирилл. –
Она-то мне и сказала про то, что этот вот, – злое движение подбородком в
сторону Шурика, – сунул мобильник в сумку той дамы.
«Ох-хо!» – чуть не вскрикнул Бергер и немедленно взмолился,
чтобы Малютин не заметил этой глупейшей, роковой обмолвки. Но было поздно!
– Она тебе сказала? – подался Виктор Сергеевич к Кириллу. –
Ах вот оно что… Девушка, значит, тебе про телефончик сказала, а ты сам,
выходит, ничего не видел?!
Кирилл сверкнул глазищами… и ничего не возразил. Лицо его
сделалось по-мальчишески растерянным, и Бергер несколько раз незаметно, уныло
кивнул.
Все. Карты-козыри отыграли свои позиции у наглого джокера.
Удача повернулась к нему спиной из-за… из-за оробевшего валета.
Бергер верил Кириллу, понимал, что дело тут нечисто, иначе
Малютин не вывел бы парня из зала и не попытался бы его изолировать хотя бы
ненадолго, – но сейчас прения с этим серым волком по имени Виктор Сергеевич
могли продолжаться до бесконечности. Это был очень сильный противник, и Бергер
понимал, что позиции Малютина пока непоколебимы. Что ему мешает сказать, будто
в аэропорту проводилась учебная тревога по отработке действий службы
безопасности в случае возможной угрозы теракта? Бергер на его месте так и
поступил бы. А потом бы предложил Кириллу хорошего отступного…
Жизнь научила его быть циником и реалистом. Это расследуя
дело Риммы Тихоновой, он готов был небо и землю перевернуть, чтобы доказать,
что черное – это черное. Но то же самое расследование научило его, что часто
бывает наоборот и с этим приходится смириться, ибо, как давным-давно усвоил
следователь Бергер, слово «законность» не есть синоним слова «справедливость»!
