– Какая же круглая, если везде ровно? – усомнился Телепень, выглядывая для проверки в мутное окно, за которым мелькали сосны и ели.
– Это потому, что она очень большая.
Телепень недоверчиво покосился на дядю Илью, но ничего не сказал, хотя по лицу было видно, что он не поверил. Он долго и сосредоточенно молчал, а когда они собрались уходить в свое купе, выдал:
– Как же она круглая? Если здесь плоская, значит, плоская и там, и там, и там. А море?.. – Телепня осенило. – Оно же выльется!
– Насчет этого ничего не знаю, – сказал дядя Илья, – но то, что круглая, это научно доказанный факт.
До вагона Телепень добирался молча, потрясенный открывшейся ему истиной. Лицо его выражало всю гамму будоражащих его чувств, оно становилось то недоуменным, то, наоборот, просветленным, как у его отца, когда тот бывал трезвым. Телепня снова одолевали сомнения, глубокие морщины появлялись у него меж бровей. Чебот, напротив, принял сведения о Земле как очевидный факт и не сомневался ни секунды. Сказал старший, что Земля круглая, значит, круглая, о чем здесь спорить? Да и какая, собственно, разница? От этого факта не жарко и не холодно.
До самого Петрозаводска ничего примечательного больше не произошло. Правда, Телепень чаще обычного смотрел в окно, а когда за ним мелькало море с белыми облаками, то вообще приникал к стеклу и пялился во все глаза, стараясь уловить момент, когда море исчезнет. Но море, естественно, не исчезало, и Телепень, устав, прикорнул у стенки вагона и уснул. А когда проснулся и обнаружил, что море все еще на месте, высказался следующим образом:
– Умные люди, однако, придумали, что Земля круглая. Мать моя женщина! – подумал он и добавил: – Мудрено сотворено!
– Конечно, круглая, – подтвердил Костя, показывая на «Справочник молодого моряка» с нарисованным на обложке земным шаром.
– Почему? – Телепень отнесся к справочнику с большим подозрением, считая, что все в жизни надо пощупать своими руками, а потом только верить.
– А потому, что если бы она была плоская, как ты говоришь, то мы разглядели бы противоположный берег моря. И даже отсюда могли бы увидеть Москву.
На это Телепень ничего возразить не мог, а только еще крепче задумался, сопоставляя очевидные противоречия, но у него ничего не получалось.
– Ты ему больше ни о чем таком не рассказывай, – посоветовал Чебот со смехом, когда они от нечего делать вышли в заплеванный тамбур, – а то он еще свихнется.
* * *
Народ, который ехал в купейном, лишний раз носа в коридор не высовывал, а если и высовывал, то шмыгал мышкой – быстро, юрко, как тень. Было такое ощущение, что все чего-то боятся, все с тревогой поглядывали в окна. Костя старался не обращать на них внимания. Больше всего его поразил туалет с железным умывальником и стульчаком. После этого мир, в который он стремился, представился ему еще более привлекательным, наполненным всякими чудесами. Сколько же в нем всего таится, думал он в предвкушении неизведанного, и жажда познания все больше овладевала им. В такие мгновения ему казалось, что он может сделать в жизни что-то большое, значимое. И это ощущение наполняло его одновременно и гордостью, и тревогой.
Когда стали подъезжать к городу, к ним пришел дядя Илья, подтянутый, в выцветшей железнодорожной фуражке, в рубашке и кителе, который он отчистил от куриных перьев и соломы:
– «Плазматрон» выдаст вас с головой. Я такого оружия сроду не видал. Ясно, что оно непростое и принадлежит кайманам, поэтому вы его обмотайте тряпками или вообще спрячьте, оставьте у нас, от греха подальше. Потом заберете. На кой леший оно вам сдалось в городе-то? Твой пистолет тоже надо убрать, – дядя Илья показал на желтую кобуру, – а то за версту видно, что ты его слямзил у кайманов. Нож спрячь, – посоветовал он Чеботу, – нечего гусей дразнить. А вот «тулку» оставьте, выдадите себя за охотников. Дам я вам пару рябчиков да утку. Продадите на базаре, сегодня как раз воскресенье, торговый день.
– А этот самый… базар далеко? – спросил Костя.
Боязно ему было идти в город, как-никак, место неизведанное. Хорошо хоть втроем, а не один, подумал он.
– В центре, не промахнетесь, – заверил дяди Илья. – К нему все дороги ведут.
Договорились, что если через три дня они не появятся или не дадут о себе знать, то состав уходит назад в деревню.
– А приду я через две недели, – сказал дядя Илья. – Припасов на первое время дам, а потом, если застрянете дольше, сообразите сами. Не маленькие уже. – И подмигнул Косте, давая понять, что он помнит об их разговоре и что ключ к его тайне лежит в городе. Только где его найти?
Костя вышел проводить его в тамбур.
– Ну, а где искать людей, которые о тебе знают, даже подсказать не могу, – озабоченно почесал затылок дядя Илья. – На рынке потолкайтесь, но осторожней. Город это. Шпаны полно, особенно по окраинам, и вообще… Так что лишний раз варежку не разевайте. Ты старший, поэтому думай за всех троих. Чуть что, сразу же бейте в дыню, чтобы смелость показать, а лучше ноги в руки и бегите.
– Спасибо, дядя Илья, – сказал Костя, протягивая ему «плазматрон». – Спрячьте у себя.
– Ну ладно, с Богом, – вздохнул дядя Илья и добавил: – Запомни, если передумаете, то я еще буду три дня стоять, а в четверг утром уйду.
– Спасибо, – еще раз поблагодарил его Костя, чувствуя, что в сердце у него поселилась тревога, а зубы начинают ныть, словно он их застудил.
Начался пригород – пустынный, с огромными, как показалось Косте, домами, с разноцветными дивными автомобилями, брошенными на улицах, с выгоревшими кварталами, памятниками и еще с какими-то сооружениями непонятного назначения. За крышами и деревьями под голубым небом и ярким солнцем то и дело мелькала озерная гладь. Чудно все, думал он, такой огромный мир, а я сидел в деревне. Надо бы Верке все это показать, вот удивится.
– Гляди, гляди! – орал Чебот, тыкая пальцем в стекло и показывая на очередную пяти– или девятиэтажку. – Как соты у ос. Неужто в них люди живут? Как они наверх лазают?
– Жили… – поправил его Костя, который давно обратил внимание, что людей в городе раз-два и обчелся и что они шныряют опасливо, как тараканы, да и вид у домов нежилой, заброшенный, кое-где даже с провалившимися крышами и с выбитыми стеклами в окнах.
– А это?.. Это что?.. – Телепень смотрел, раскрыв рот, на проплывающую где-то в облаках телевышку. – Мать моя женщина…
Чебот тоже засматривался, но так, чтобы никто не мог уличить его в невежестве, и поглядывал на Костю, как тот оценит вновь увиденное.
Костя был потрясен не меньше них. В самых смелых его фантазиях областной центр представлялся ему чем-то вроде деревни, но только очень большой, с длинными-длинными улицами, чуть ли не до горизонта, и почему-то с огромными трубами, из которых валил дым, наверное потому, что зимой в избах всегда было прохладно, особенно по утрам. А здесь такие дома, и все разные, а главное – каменные, высокие, с колоннам и без оных, с балконами, с не по-северному огромными окнами и большими парадными. А дороги – ровные и гладкие, как стекло, убегающие к озеру Онега. Сколько же такой город строить надо? Лет сто, не меньше. Вот что значит цивилизация, думал он с завистью ко всем тем, кто возвел такое чудо и жил в этом удобном и прекрасном месте.
