Тогда они переместились выше по течению. Город здесь был старым. Очень старым. Крыши провались, а улицы почти исчезли среди развалившихся стен и зарослей мертвой растительности.
— Кто помнит, как шла экспедиция?
— Я читал, что у них было два трактора, — сказал Чачич.
— Сколько может пройти трактор в день?
— Километров двадцать, не больше.
— Меньше, — сказал Дубасов. — Надо учитывать только светлое время суток.
— Значит, за неделю они прошли не более ста километров. Они еще с собой цистерны с топливом и водой тащили.
— А сколько мы прошли?
— Примерно столько же за три дня.
— Значит, в любом случае мы вот-вот наткнемся на их следы.
— Но в той экспедиции никто не описывал реку и гигантских червей, — возразил Чачич.
— Размножились, потому что прошло уже больше полувека.
Наконец они увидели следы. Нечеткие, неясные, но именно от трактора. Калита побежал по ним, и предчувствие его не обмануло: они увидели площадь, постамент без памятника и две цистерны.
— В этой была вода, а в этой — дизтопливо, — уверенно сказал Калита.
— Вот еще и волокуша, — обрадовался Дубасов. — Где же тракторы?
— Один, насколько я помню, улетел, — сказал Чачич. — Именно это и явилось концом экспедиции.
— Но остался второй, — сказал Калита. — Если его найдем, то дальше поедем с комфортом.
Он показал пальцем на пыльную волокушу, правый угол которой был разбит в щепки.
И вдруг…
— Что это? — спросил Чачич.
Они увидели трупы. Много трупов, которые в этом жарком климате давно превратились в мумии. Трупы были разбросаны по маленькой, уютной, почти деревенской площади. Никто из погибших не ушел за ее пределы. Калита то вплотную приближался к ним, то отдалялся, стараясь выяснить причину смерти. Но черепа и белеющие кости ни о чем не говорили. И только два трупа имели заметные повреждения. По одному словно проехал каток, у другого были сломаны ноги. Он явно уползал с дороги и умер уже на тротуаре, под стеной.
— Похоже, они умерли от страха. Об этой экспедиции и говорил Артур Бобренок, — напомнил Калита. — Он сказал, что это страшное место и что здесь оживают тракторы.
— Выходит, спаслись трое, — Жоре надоело торчать у окна, и он тоже склонился над «планшетником». — Некий Андрей Воронин, некий Изя и Артур Бобренок.
— Откуда ты знаешь? — спросил Дубасов.
— Так написано в книге: двое дошли до «стеклянной стены», а Бобренок, о котором вы, Андрей Павлович, рассказывали, должно быть, вернулся по следам в Дыру.
— Должно быть, — согласился Калита. — Так, а почему ты здесь? Марш на пост!
— Так никого же нет, Андрей Павлович!
— Марш! И глаз не спускай! Нам бы только трактор найти, — вздохнул он, и они снова склонились над «планшетником».
Трактор они нашли быстро: в тупике, под обвалившейся аркой. Он словно спрятался от чего-то. А когда приблизились к нему, то поняли, что кабина у него превращена в груду металлолома.
— Слушай, — сказал Андрей Дубасов, — а ведь по нему стреляли. Вот дырка, и вот дырка.
— Точно! — согласился Чачич. — Он убегал!
— Вот почему они прыгали, — догадался Калита. — Спасались!
Жора Мамыра поплелся к своему окну, ворча:
— Чуть что, так «марш!» «исполняй!» А когда надо выручить, то в первых рядах — грудью на амбразуру. Пионера нашли!
Вдруг «планшетник» уперся. Дальше его карты не хватило. Дальше была стена — абсолютно черная. И они не могли понять, то ли действительно следующей карты местности в «планшетнике» нет, то ли это стена, о которой никто никогда не слышал.
Жора уселся на чугунную батарею отопления, подложив доску, и с грустью стал думать о Юлечке. Конечно, Юлечка не шла ни в какое сравнение с его первой любовью, но от этой первой любви не было никакого толку. Любовь получилась однобокой, невзаимной, очень грустной, но Жора не мог ее забыть. Она все время жила в нем, что бы он ни делал, куда бы ни шел и о чем бы ни думал. Только вот с Юлей немного забылся, подумал Жора, привычно наблюдая за обстановкой на местности. Он знал, что лучше любимая с недостатками, чем нелюбимая с достоинствами, но, по молодости, еще не мог разобраться в собственных чувствах.
Калита повел группу вдоль черной стены, и им все чаще стали попадаться остатки разбитой техники. Вначале — легковушки, самосвалы, парочка автобусов, расстрелянных с особой жестокостью — прямо по окнам, потом они увидели командирский «хаммер» с антеннами, БТРы и БМП всевозможных марок — целую свалку, пощелканных, как орехи, перевернутых или вставших на дыбы, с беспомощно торчащими в небо стволами скорострельных пушек, с раскромсанными колесами и свернутыми в дугу гусеницами, пару гаубиц, не наших, иностранных, потом целую батарею пушек, вдавленных в асфальт и разбросанных по краям дороги, словно кто-то прорывался сквозь боевые позиции. И наконец — танки, сожженные, в окалине, с разорванными гусеницами, с пробитыми башнями: парочка «леопардов», десяток другой «абрамсов» и даже такой монстр, как «королевский тигр». А еще полусгоревший вертолет, от которого остался лишь хвост и винты, отброшенные взрывом на пустырь.
— Ми пятьдесят два, — определил Сергей Чачич. — Это уже не ерунда! Это серьезно!
Посреди дороги они увидели здоровенную авиабомбу с маркировкой USA, до половины ушедшую в грунт. Калита предпочел обойти ее стороной. Они добрались до элеватора. Дальше дороги не было. Дальше начиналась та самая абсолютно черная стена.
Двор был холмистый. Другие дома отстояли достаточно далеко на обратном его склоне, поэтому все атаки с этой стороны Жора считал маловероятными. Ну кто сюда полезет? — в сотый раз спрашивал он себя. Разве что какой-нибудь обкурившийся сталкер. Но даже такие так далеко в Зону или Дыру не забираются. Куда им до нас. Это только мы, сумасшедшие, таскаемся по мертвому городу, ищем вчерашний день.
— Что бы это значило? — спросил Дубасов.
— Если бы я знал, — пожал плечами Калита, и они продвинулись вдоль стены еще немного, как раз до железнодорожного вокзала.
Здесь они обнаружили разбитые составы: один грузовой, перевозивший технику, и пассажирский, набитый трупами под завязку.
Калита заглянул в первый же вагон и отпрянул:
— Груда костей…
— Такое ощущение, что охотились не за людьми, а именно за техникой, любой техникой, — высказал мнение Чачич.
— А мне кажется, что им было все равно, кого убивать, — сказал Дубасов и суеверно перекрестился.
— Кому «им»?
— Ну, не знаю, — испуганно огляделся Дубасов.
Он давно уже чувствовал, что их вояж в Дыру закончится плохо. Куоркис погиб. Журналиста сгубили. Слишком много смертей. А это плохо.
