А Афра по привычке ткнулся ему в руку и завалился спать тут же, рядом, в шаге от него. Оба были счастливы, как могут быть счастливы друзья, понимающие друг друга без слов.
* * *
Когда стали окончательно наводить порядок и ворочать ящики с гвоздями, матрос Оцу вскрикнул так, словно наступил на змею:
– Золото!
Язаки, который крутился рядом, сморщился: нашли-таки. Он давно, еще на рассвете, все обшарил и, конечно, обнаружил дорожку из четырех рё, тянущуюся от каюты кантё. Разумеется, прикарманил их и, решив, что больше ничего нет, побежал докладывать Акинобу о пропаже ялика. А оказалось, что монеты закатились за ящики и что их ровно восемь – по одному на каждого члена экипажа.
– Ну теперь все ясно, – сказал Акинобу, раздавая монеты. – Кантё Гампэй оживил своих каменных воинов и пытался захватить джонку, а когда ему это не удалось, спрятался в трюме и ночью ушел со своим богатством.
Матросы от радости подпрыгнули выше мостика: мало того, что остались живы в этом опаснейшем и полном приключении плавании, так еще получили по золотому, о которых и не мечтали.
Язаки показалось, что учитель Акинобу уж очень подозрительно посмотрел на него и даже усмехнулся. Нет чести в предательстве. Старик догадался? – похолодело в душе у Язаки. Неужели читает мысли? Раньше он никогда не называл его стариком, потому что Акинобу еще не стал им, а здесь взял и назвал со злости. Но от этого легче не стало. Душа, тяжелая, как якорь, ворочалась где-то в животе.
– Дай Бог, утонул, – вздохнул Язаки и заставил себя посмотреть на море.
– Конечно, утонул, – поддержал его Бугэй, – весел-то в ялике отродясь не было. Да и днище пробито…
Он соврал. Ялик был цел. Весла находились в специальных зажимах. Припасены были также вода и солонина. Кроме этого на ялике имелись мачта и парус. Об этом никто не знал, кроме боцмана, который, ступив на борт джонки, облазил все закоулки, кроме кормового трюма, который оказался закрыт. Он самолично сменил воду в бочонке и обновил запас еды, но после вчерашнего и из-за ранения, даже несмотря на старания Натабуры, еще не пришел в себя.
– Курочки не хочешь? – ласковым голосом спросил Бугэй.
Язаки доверчиво сунул голову в камбуз и понюхал воздух.
– Заходи…
С чего бы это он? – удивился глупый Язаки и перешагнул порог. Ласковым стал. Знает, что я пожрать люблю.
Бугэй захлопнул дверь и мгновенно приставил к горлу Язаки огромный кухонный нож, которым обычно рубил курицам головы.
– Деньги гони! – очень будничным голосом приказал Бугэй.
– Какие? – попытался было отвертеться Язаки.
– Я видел, как ты крутился рядом, – Бугэй кивнул на окно.
Язаки скосился: действительно, окно кухни как раз выходило на то место, где лежал ялик. Пришлось раскошелиться. Бугэй получил свои два рё и с облегчением вздохнул, потому что кантё нанял его за полтора рё, а за поясом теперь лежало все три. Это было явно лучше, чем ничего. Нестыдно будет появиться и дома, подумал он и вполне миролюбиво, обняв Язаки, предложил как ни в чем ни бывало:
– Выпьем, друг?
Глава 3.
Стычка на границе
На рассвете следующего дня их вынесло на скалы.
– Ты знаешь, где мы?! – прокричал Акинобу прямо в ухо боцману Дзидзо.
Ветер ревел так, что не было слышно собственного голоса.
– Похоже на Хёкура!
– Что?! Не может быть!
Это означало только одно – за ночь ураган пронес их между Чосон и островом Каминосима далеко на север.
– Остров! Вот! – боцман показал в сторону темного берега. – Я здесь плавал семь раз. Там они и обитают.
– Кто? – не понял Акинобу.
– Отшельники юй!
Когда джонку 'Кибунэ-мару' поднимало на гребень волны, то за полосами несущегося тумана были видны острые пики, вершины елей и квадратные стены скёк Годайго, где жили знаменитые предсказатели юй, добраться к которым в такую непогоду не было никакой возможности. Когда джонка проваливалась между волнами, чернел лишь неприветливый берег без каких-либо примет. Единственное, что оставалось неизменным в этом пейзаже – заснеженные вершины хребта Оу, сливающиеся с низкими тучами, из которых срывался редкий снег.
Они еще вчера убрали один парус, а на самом большом взяли рифы. Это позволило снизить скорость, не потеряв маневренности. Но все равно – джонка летела, как китайская пороховая ракета. Ветер свистел так, что временами казалось, сорвет и унесет всю оснастку. Мачты гнулись, словно древко лука. Ночью никто не спал, ожидая крушения. И вот теперь на краю света, где солнце-то и не показывается, им грозило быть выброшенными на камни. Логическое завершение неудачного путешествия.
Акинобу хотел расспросить боцмана Дзидзо, что там дальше на севере и правда ли, что там кончается Мир и начинаются вечные льды, но не успел – джонка 'Кибунэ-мару' провалилась между волнами, и их белые гребни, с которых ветер срывал водяную пыль, оказались выше самой высокой мачты.
– Если обойдем остров, то у нас есть шанс! – прокричал боцман.
Уже белые буруны кипели под кормой. Уже пена от волн попадала на мостик и джонка не слушалась руля. И все же Бог Фудзин оказался на их стороне, ибо остров Хёкура промелькнул мимо, словно прочерк боевого веера, остался позади, а берег надвинулся столь стремительно, что никто и ахнуть не успел, как джонка, оказавшись за песчаным баром в широком устье реки, мягко ткнулась в отмель. Этого оказалось достаточным, чтобы в центре корпуса раздался страшный треск и главная мачта, проломив борт, рухнула на нос. Джонка 'Кибунэ-мару' пришла в полную негодность. Волны разбивались совсем рядом, но уже были не опасны.
– Могами! – крикнул боцман Дзидзо.
– Да, – согласился Акинобу, – похоже, берег Могами.
Это была ничейная территория. Пустая Земля – Край Мира, за которым лежали вечные снега. Граница между дикими племенами эбису и властью императора Мангобэй. В летнюю компанию его войска захватывали ее. Зимой дикари отвоевывали. Как таковой войны не было. Вся она заключалась в локальных стычках.
Будто в подтверждение этих слов, за деревьями мелькнула тень. Натабура легко соскочил на песок. Следом прыгнул Афра. Они в два счета преодолели желтую полоску берега с хлопьями пены, колышущимися на ветру, и проникли в лес. Деревья на краю росли кривыми и низкими, посеченными морскими ветрами. Их искалеченные стволы, как кости, белели то там, то здесь. Прихваченные морозом трава и мох ломались под ногами, как стеклянные.
В том месте, где сосны и ели были выше и гуще и лежал снег, Натабура увидел следы. Они были свежими, не присыпанные песком. Не пуская Афра вперед, он прошел около одного сато. В лесу царил полумрак. Следы вывели на светлую прогалину, которая, загибаясь, уводила в глубь темной чащи. Поляна показалась Натабуре до странности знакомой. Только он не мог вспомнить, где и когда ее видел.
