Ну, Коломийцев…
— «Карл Густав», говоришь? — ехидно усмехнулся Гоблин.
— Так германец же ж. И никакой не «Карл», просто «Густав». Солидно звучит, согласен?
— Согласны, согласны… Пошли, братва, сегодня котлеты на камбузе, сам видел, — поторопил я. — С капустой квашеной. Да с горчичкой.
После обеда опять обследовали находку, выискивая места возможной течи, потом на всякий случай ставили в трюм мотопомпу, втащили на понтон обе моторки с подвесниками. И вот «Дункан» запыхтел, завертелся по бухте, начал ворочать понтон, сдергивать его с глинистого дна. Потом, когда огромная «мыльница» закачалась на воде, Коломийцев принялся тыкать «Густава», как кошка котенка, носом. Мастерски работал дед, осторожно, выравнивая и ставя понтон так, как удобно капитану.
Все, буксир выбран, закреплен, будем ждать и смотреть — потечет корпус или нет.
Корнеев с Гоблином взяли «бенельки» и пошли по лесочку в надежде поднять какую-нибудь птицу или зверя. Чего зря время терять.
Проверим течь и пойдем дальше.
Вот и ползем теперь малым ходом, опять тоска.
По плану нам предстоит разведать еще пятьдесят километров берега выше по течению.
«Дункан» идет спокойно, без надрыва, словно и не висят на хвосте многие тонны металла. Но скорость упала, тем более против течения. На «Густаве» остался механик Корнеев — наблюдать за поведением плавсредства. При нем рация, ПКМ, запас еды — мало ли что случится.
Мы же с Гобом греемся в уютной рубке горячим чаем с абрикосовым вареньем посадского разлива: солнце идет к горизонту, и днем-то по-весеннему прохладно, а к вечеру и подавно.
— Владимир Викторович, может, загоним «Густава» на наш берег да захабарим где? — предложил Гоблин. — И быстренько налегке мотанемся.
Дед посмотрел на него как на сумасшедшего.
— Через мой труп! Да я «Густава» на секунду без присмотра не оставлю. Мотанется он…
Все ясно… Не уговорить.
Третий час ползем вдоль нашего берега, не забывая и о правом. Берега сблизились, оптикой и африканский берег вполне контролируется. Но пока ничего интересного ни там, ни тут.
— Елки новогодние! Так эти сомалийцы подлые могли где и пароход заныкать! — заорал вдруг дед. — Наверняка, если нашли, угробили в первый же час.
— А че, реальная тема, — подхватил Сомов. — И катерок взрослый может быть.
— Надо в протоки заглядывать, — предложил я, тоже загоревшись новой идеей.
— Говорил же тебе, Викторович, давай отцепим от наручников «Толстого Густава», а ты в отказное пошел. Упрямство — это грех, — последнее Сомов добавил с необычной для него благостной поучительностью.
Кэп посмотрел на него с сомнением — в глазах ушлого старика читалось частичная готовность прислушаться к предложению Мишки.
Какое-то время мы ехали напряженные. Знаете, как это бывает… Один дурень скажет-предположит, и все тут же пялятся на асфальт: а вдруг действительно лежит, вот именно тут, кошель с пачкой фунтов? Согревшись, мы с Мишкой пошли на палубу, ибо в рубке тесно, а в каюте скучно. Стоим смотрим, берег равнинный, деревьев мало.
— Похоже, впереди по «засветке» река, приток, — громко прохрипела «шайтан-труба».
Почти сразу же Коломийцев выскочил к нам, в руке рация.
«Дункан» принял влево, выходя ближе к середине реки, а потом, вытянув «Густава» за собой, пошел под малым углом к нашему берегу.
Пш-шш…
— Гоша, глубину мне по громкой, каждые двадцать секунд.
— Принял, пять метров.
Перегнувшись через леер, капитан что-то высматривал в воде, потом смотрел на берег, корректировал курс, слушал доклады рулевого и опять смотрел на воду, успевая переброситься парой фраз с Гоблином и со мной.
Вот она.
Приличного размера речка-то, как Сена будет! Сразу после русла река с поворотом уходила на восток. Это уже настоящее географическое открытие: всего второй приток таких размеров — и первый впадающий в Волгу с нашей стороны.
— Зайдем? — спросил я. — С хвостом таким? Мели там…
— А как грузы в поселки по таким рекам возят, по-твоему? — выпрямился дед. — Все, я в рубку. А мели… Тогда нужно у бабы под юбкой сидеть.
А что! Я бы сейчас к женке под юбку залез.
Заходить надо, это уже обсудили.
Неизвестная река уходит именно в те самые земли, про которые мы не знаем вообще ничего: ни сами, ни из рассказов, — даже косвенных признаков, способных побудить хоть какие-то предположения, не имеется.
Бинокль возьму — вдруг опять «локалка» сразу после слияния, как это на Сене было? Медленно втягивая водоплавающую «сцепку» на стрежень притока, Коломийцев показывал высший класс буксировки. Понтон не рыскал, «дура» восьмиметровой ширины шла точно в фарватере. По обоим берегам густой хвойный лес, темно-зеленый, снега нигде не видно.
Нормально — ни льдин, ни видимых отмелей.
Я подошел к рубке, спросил в приоткрытую дверь, кивнув на монитор РЛС:
— Ну что?
— Не видать «локалки». Еще километра три проверим, фарватер промеряем — и назад, до темноты надо в Волгу скатиться.
Опять вышел на палубу. Здесь, в лесу, волжский ветерок бессилен, тихо.
Пш-шш…
— Общий, общий! — голос Корнеева.
Я оглянулся. Вот он, на крышу рубки залез, с биноклем.
Пш-шш…
— Общий, общий! Человек на берегу, на правом берегу, впереди шестьсот! Три отдельные сосны у кромки.
Хорошее зрение у нашего главного судового охотника, даже в сумерках.
На палубу вылетел Гоблин с «ночником», надвинул на глаза, припал к леерам.
— Как я пропустил? Точно, вижу! Их двое… Нет, три человека и лодка небольшая.
— К бою! — объявил динамик.
— Отставить! — тут же рявкнул Гоб. — Мужики, у них луки!
— К бою! — настоял дед. — Побережемся.
И опять Клим у ДШК, но пока ствол не целит: это не негры. А кто?
До берега метров сто-сто двадцать. Вообще-то, друзья мои, хороший лук с хорошим стрелком по другую сторону от тетивы на таком расстоянии теоретически может нас на палубе продырявить. Некоторые сербы вообще высокий класс с «самоделками» показывают. Коломийцев поступил просто — дал гудок, сирена коротко вякнула, «Дункан» постепенно замедлял скорость, течение натягивало тросы. Боец у пулемета стоит, но гудим мы мирно, типа давайте определяться в симпатиях. Не валить же людей сразу.
Теперь и я вижу этих троих «ирокезов». Одежда странная — не меховая ли? Лодка деревянная, похоже, «самопал». Дикари, что ль? У одного лук в руках, у другого за плечом. Третий вообще без оружия, во всяком случае, мне его не видно.
