К цеху, оставляя между строениями небольшой проход, примыкал бокс, небольшой, машин на десять, продолжающийся пристройкой какого-то цеха. Гора ржавых болванок и поковок под навесом выдает металлообработку. Третье здание, тоже под девяносто градусов, некогда было сварочным цехом на два поста, сбоку к нему прилеплена характерная будка ацетиленовой станции. Если все было сделано на совесть и не протекло, карбидный бункер может быть с ништяком.
Короткую правую ножку буквы «П» завершала диспетчерская с «соседкой» — избой на курногах: тут было КПП и сидели контрольные механики с молоточками. Большие въездные ворота лежат на земле.
Во дворе — ни одной единицы автотранспорта, площадка пуста.
Некогда большей частью заасфальтированная, теперь территория «Промзоны» была покрыта пятнами отвоевывающей свое законное место зелени. Природа наступает. Эти высокие вязы у забора в кольцах старых покрышек — старые, наверняка росли еще при функционирующем предприятии, а вот эти акации — поздние, явные «захватчики». Кустарник набирает силу, рвет покрытие, наползает на асфальт с четырех сторон.
Щелк…
— К ангару. Шамиль, спускайся к нам.
Дождались Бикмеева.
В центральный ангар мы входили через противно заскрипевшую калитку откатных ворот — я поморщился с удовольствием: в данном случае скрип — хороший признак. Первым внутрь залетел Монгол, потом и я с «тепловиком». Шамиль тут же вычислил «высотку» и моментально вскарабкался на склепанную из профнастила пристройку механиков, от ворот справа. Застыл со «светкой» в руках.
Ага! Есть следы!
Остывающие цепочки пятен светились на полу, здесь, как я и ожидал, довольно много звериных следов, чьих — непонятно. Но не кошки и не волки, это точно. Определенно стая лесных обитателей здесь болтается, хоть и не постоянно — еды на территории нет, — будем разбираться. А что, удобно им в такой дождь тут прятаться…
Щелк…
— Есть признаки. Стая. Не очень крупные. Следы почти остыли, полчаса, не меньше.
Собравшись вчетвером, мы медленно пошли по вытянутому цеху с тяжелой кран-балкой наверху. Света от длинных слуховых окон и боковых стеклоблочных панелей вполне достаточно, но мы включили «облики», мощные фонарики: один светодиод, а лучом лупят на сотню метров. Раз, два, три… Двенадцать смотровых ям в дальнем конце. Четыре порченых коррозией подъемника. Хотя еще нормальные, работать будут. Вдоль правой стены нарезан ряд подсобных помещений: складишки, кандейки, бытовки. В дальнем правом конце на втором этаже большое застекленное помещение — ага, вот тут начальники и сиживали.
Ну тут не только начальники «сиживали». Тут и зверье сиживало. По углам кучки фекалий, разбросанные тряпки, вытащенные из верстаков. Хорошо, что помещения закрыты.
На ямах стояли машины, все закрытые.
Слева что?
Господин «Урал»-вездеход с кунгом, такие по Северам на зимниках катаются. Вещь в себе. За кабину опытный водитель поставил дополнительный бак из титана. Кунг трехслойный, добротный, спорить могу, что изнутри обшит войлоком и панелями. А еще там есть дровяная печка: из крыши торчит труба. А вот резина буквально в хлам, монстр стоит на дисках, краска кабины в некоторых местах осыпалась — плохо перекрашивали, убить надо мастера, но сам мобиль цел и почти не разобран.
УАЗ-«буханка», микроавтобус. Через мутное пассажирское стекло видно, что кожух двигателя скинут, что-то с двигателем, заодно и ходовку решили подшаманить. Или наоборот. Я поковырялся, опыт есть, открыл дверь салона. Сиденья на месте, дерматин потрескался, нужно перетягивать. Столик для пьянок — это «дежурка» для малосреднего начальствующего звена. В бардачке наверняка лежат стаканы.
Рама, похоже, «ураловская», уже с мостами. Собирали с нуля, знакомая тема… Потом техотдел предприятия проведет липовый капремонт, и старые документы с давным-давно утилизированной машины обретут нового физического хозяина — обычная практика.
Все, больше с левой стороны ничего нет, последние три ямы пусты.
На правых ямах стояли две машины.
Небольшой оранжевый топливозаправшик на базе 53-го «газона» и, мама дорогая, старая добрая «Победа»! Никак кто-то из механиков пользовался служебным положением и неспешно восстанавливал отцовскую или дедову реликвию. Кузов не крашен, но проварен, подножки вообще выгнуты заново, зашпаклеван, готовили под покраску. А где потроха? Нужно в кандейках искать.
Монгол наивно звонко стукнул прикладом по бочке топливозаправщика. Ага… Как же, оставили тебе…
Ох, ну и богатство!
— Мысли есть? — сразу у всех, стараясь говорить спокойно, спросил Демченко.
— Кусок вырезали, — предположил Гоблин.
— А че такой старый? — сразу возразил я.
— Какой позволили отрезать, — попытался отшутиться Мишка.
— Далеко от нас.
— И что? Значит, Смотрящие держат «Промзону», как наш район. Повод лишний раз дать франкам звездюлей: пошто лезут не в свое?
— Думаешь, Миша, это нам зарезервировали?
— Без базара. Тут по плану Сотник в положенцах встанет.
— Ага. Если не проспать, как ту «локалку».
— Не проспали же…
Шамиль подошел к нам и сел на корточки, положив СВТ на колено.
— А если это неотъемлемый признак локации?
— Ты о чем? — не понял Серый.
Остальные дублировать не стали, ожидая пояснений.
Бикмеев прикрыл глаза и по памяти процитировал:
«Платформа: 5
Тип поверхности и рельефа: 4А
Агрессивность среды: общий режим сезонно
Плотность биоценоза: средняя
Техногенная плотность: низкая
Тип поселения: селективный кластер».
— Поняли? Техногенная, между прочим, плотность, — дальше Шам пояснять не стал: прозревши, мы и сами тут же стали горазды на пояснения.
— Плотность низкая, но она есть.
— Точно! Потому и запихали к черту на рога.
— Не факт, Сережа: второй случай нужен, вторая находка.
— Кастет прав, нужна вторая — хоть как-то частоту прикинуть.
— Может, вообще один такой объект в квадрате тысяча на тысячу.
— Хрень полная, уж по одному на «селективку» дадут.
— С какого пуркуа? Не попухнут? Тут наудачу, селекция.
Внимательно слушающий нас Монгол решил, что уже можно, и спокойно вкинул на вентилятор нового.
Поднявшись с пола, он посмотрел в глаза каждому, слегка покачал указательным пальцем, привлекая внимание, и тихо предположил:
— Мужики, а если это остатки от Платформы-четыре? А?
Мы замерли.
Мне было слышно, как бьется сердце каждого.