– И все-таки? Не люблю, когда мне делают уколы незнакомки.
– Милена Станиславовна…
– А потом я хотел спросить: «Можно просто Мила?», но не успел, снова обрубился… И спросил в другой раз, при следующей встрече.
– Когда меня называют Милой, мне хочется царапаться… – продолжила цитировать Милена уже вторую нашу встречу.
– А Леной?
– Кусаться!
На том, помнится, фантазия у тогдашнего капитана Дашкевича иссякла… Или иссякли силы, и он снова провалился в беспамятство. У нынешнего майора Дашкевича и с фантазией, и с запасом сил дело обстояло значительно лучше. И он – в смысле я – отклонился от сценария давнишних диалогов:
– А как тебя звала мама? В детстве?
– Илькой…
– Если буду так тебя называть – начнешь кусаться или царапаться?
– Нет, я начну…
Закончила ответ она не словами, а действием. Ожидаемым и все же неожиданным… Надеюсь, мои соседи по отделению никогда ничего не узнают, не то смертность по третьей терапии резко повысится… И удивленный майор медицинской службы Гуссейнов изумленно начнет подписывать свидетельства с весьма неординарной записью в графе о причине смерти: «Умер от зависти».
Подумалось: «Сколько же я не целовался с женщинами?» Попытался припомнить – вспомнилась Артистка и крохотная каютка «Брунгильды», – давненько, в общем, не целовался. С тех самых пор, когда еще имел полный комплект родных конечностей.
– А как тебя называла в детстве мама? – спросила Милена, переведя дух.
Не самый удачный вопрос… Она не знала, что у меня не было детства. В обычном понимании этого слова, по крайней мере. И мамы не было… Она погибла на пятом месяце беременности и не вынашивала меня – «вылеживала», подключенная к аппаратам, искусственно поддерживающим подобие жизни в мертвом теле.
– Меня в детстве называли кадет Дашкевич, – сказал я, стараясь не сбиться с прежнего беззаботного тона. – В юности – курсант Дашкевич. А теперь будут называть старой отставной перечницей Дашкевичем.
– А если я назову тебя старой перечницей, что ты сделаешь?
Я не стал отвечать на этот глупый вопрос. Словами, по крайней мере. Ответил действиями.
7. Незнамо где, неведомо когда
Батарея и в самом деле еще «дышала», но дыхание ее было явно предсмертным. Процента два-три от номинальной емкости она как-то умудрилась сохранить, не более того. Однако на адаптере тускло светился диод, свидетельствуя: процесс зарядки хоть вяло, но продолжается. Затем диод начал подмигивать. Затем погас. Заряды батареи и блока питания «Рыси» уравнялись. Багиров включил на мгновение цифровой индикатор блока, оценил цифру. Кошкины слезы…
Сержант отсоединил «крокодилы», но провода сматывать не стал – потом, после сеанса связи, можно будет попытаться выдоить из батареи последние крохи энергии. Но, если все пройдет как надо, лишняя возня станет ни к чему…
Он нажал на блоке питания единственную клавишу: подал питание на рацию. Аптечка, навигатор и все прочие прибамбасы подождут.
Основной рабочий канал молчал. Понятное дело… Связь по нему шла узконаправленным лучом через переносной ретранслятор, таскаемый на спине одним из бойцов роты «Гамма-7»… А где тот боец и тот ретранслятор, непонятно. Но не в зоне приема, однозначно.
Багиров переключился на запасной канал, аварийный. Короткие кодовые сигналы уходили в эфир – ответа не было. Никакого. Даже подтверждения приема не было.
А вот это уже странно. Более чем. Аварийный канал работал через ретранслятор, подвешенный высоко над Печорой, на дирижабле «Дмитрий Донской» – поскольку с переносным ретранслятором в бою всякие поганые случайности происходят сплошь и рядом. Антенны «Донского» должны были уверенно принять сигнал с рации сержанта за пару сотен километров. А при благоприятных для связи условиях – за все триста.
И где этот хренов дирижабль?! Сбит, поврежден? Так в действие тут же вступил бы запасной командный пункт, автоматически приняв все функции обеспечения связи…
Интереса ради сержант пошарил по соседним диапазонам. Они сейчас должны были ломиться от кодированных приказов, донесений и распоряжений, – как всегда бывает не только при проведении крупных армейских операций (боевые действия за минувшую неделю могли закончиться), но и при любом большом скоплении войск на ограниченном пространстве… Естественно, декодер рации Багирова не смог бы расшифровать не предназначенные ему сообщения, но факт их наличия зафиксировал бы.
Не зафиксировал. Эфир был девственно чист. Это уже ни в какие ворота не лезло…
Разозленный Баг переключился на гражданские диапазоны. Включил только прием – призывать на помощь по незащищенным каналам устав запрещал категорически. Вертолет-то, может, и прилетит, но доставит прямиком в трибунал.
И здесь почти пусто… Две станции вели цифровые передачи откуда-то издалека, еле слышно, но декодер сержанта не предназначался для развлечений – шансон или новости не послушать…
Он переключился на аналоговый режим. В России последнее время плодились, как поганки после дождя, местные радиостанции, вещавшие на район или волость, – каждая самостийная власть уездного масштаба спешила обзавестись своим средством массовой информации. Примитивные, собранные из подручных материалов станции вещали в аналоговом режиме – для таких же примитивных аналоговых приемников, порой самодельных.
Вещали – но не здесь. Шумы, атмосферные помехи – вот и все. Здесь местная власть отсутствовала. Либо не желала общаться с подведомственным населением посредством радиоволн.
Взглянув на индикатор заряда, Багиров торопливо выключил приемник. Хватит в игрушки играться… В запасе есть еще один способ. Более сложный, но все же реальный.
Он достал из защитного футляра «балалайку», пристыковал к ней тоненький, почти прозрачный проводок. Зарядилась быстро, много ли «балалайке» надо…
Он опустил веки, подождал, пока исчезнут из глаз фантомные пятна, всмотрелся. «Сеть не обнаружена», – проинформировал наноэкран, имплантированный в сетчатку глаза.
Все правильно. Локальная сеть роты и не должна быть доступна, поскольку связывал в нее «балалайки» личного состава тот самый канувший ретранслятор. А что с глобальной?
Сержант понимал, что понятие «глобальная сеть» после Катаклизма несколько устарело. Но по привычке именно так называли ошметки и обрывки былой великой Сети, кое-как кое-где связанные между собой… Многие наземные ретрансляторы и кабельные линии разрушены, но все же не все. Многие спутники канули в День Станции – одни попадали, другие замолчали, кружат по орбитам мертвыми кусками металла… Однако некоторые все еще исправно функционируют.
Наземных ретрансляторов в здешних местах отродясь не было. А спутники… Багиров предпочел не вычислять, какова вероятность, что он окажется в зоне приема случайно пролетающего спутника. Он просто надеялся: этот шанс связаться со своими сработает. Потому что других не оставалось.
