Я знал ответ… И не хотел слышать ответа. Но все-таки попытался спросить:
– Лайза… она…
С трудом выдавил два слова, а третье застряло в глотке. Не мог произнести, и все тут.
– Спит она, – беззаботно откликнулся Иван. – Лечил ее, теперь спит. Долго будет спать. Ты не бойся. Там хорошее место. Никто не будет трогать.
Я не мог поверить. Народная медицина и прочее траволечение от скоротечной газовой гангрены не помогают. И все-таки поверил. Так же, как поверил, что орден получен лично Иваном от большого начальника Шорохова. Должны случаться в жизни чудеса. Хотя бы изредка.
Иван неправильно истолковал мое молчание.
– Хорошее место, я знаю! Спокойное. Теперь мало будет плохих мест. Теперь Бдыр-Барус уснет.
– Брось, Иван! Эфенди все-таки уложил твоего Бдыр-Баруса! Вон, посмотри…
– Бдыр-Баруса нельзя убить.
– Почему?
– Ты сумеешь убить дождь в небе? Бдыр-Барус, как дождь. Ты сумеешь застрелить тундру? Он, как тундра. Как горы. Как небо.
– Как ты, Иван… – высказал я неожиданную догадку.
– Я человек! – обиженно возразил старик.
– Тогда скажи мне, человек, – если Баруса нельзя убить, что за падаль тут воняет на всю округу?
Прямо отвечать на вопрос шаман-орденоносец не пожелал. Очевидно, происхождение падали в круг его интересов не входило. И он вернулся к недавним своим аллегориям:
– Если на земле лужа, разве дождь умер? Если падает звезда, разве умерло небо?
– Понятно… – вздохнул я. – Жаль, что эта упавшая звезда протухла так быстро, свежатинкой не разживемся… Застряли мы тут надолго, консервы экономить надо.
– Зачем долго, железный человек? Нельзя тебе долго здесь.
– Вертолет наш отсюда не улетит. Близко слишком летает. А дирижабль того…
– Я видел. Железный пузырь ночью сгорел. Железная птица недавно упала, тоже сгорела.
– Что?
Я выпытывал у Ивана подробности, но толком ничего не узнал. Судя по его описанию катастрофы, уцелеть не мог никто. Но все ли улетевшие оставались на борту, неизвестно.
– Сам видишь… Не на чем домой добраться.
– Большой начальник железную птицу пришлет. На ней домой полетишь.
– Не знаешь ты, старче, моего большого начальника… Пришлет, когда Бдыр-Барус на горе свистнет.
– Он не будет свистеть. Выть будет, когда кушать захочет.
– Вот-вот… Не видать нам железной птицы.
– Будет птица… Сам смотри.
Он достал из-за пазухи большой кожаный кошель, высыпал содержимое на свой недавний трофей – большой ящик армейского образца, потертый и исцарапанный. Этот ящик, кстати, я не раз видел в палатке Хасана – иногда на нем сидели, когда набивалось слишком много народа, но чаще он использовался как подставка для рации. Многофункциональный предмет меблировки.
Гадание меня не заинтересовало. Видел подобные штучки в Кольской тундре, у саамов. Игра, забава, заневестившиеся девушки женихов вычисляют…
Повествование Ивана об ожидавших меня событиях я слушал вполуха. Я б и сам ему так нагадал, легко и просто. Ну птица, ну Лайза… Что?!
– Настоящим человеком станешь. Не железным, – терпеливо повторил Иван.
Благоверная проболталась, больше некому.
Когда все фигурки отправились обратно в кошель, я вежливо поблагодарил за гадание. И кивнул на ящик:
– Что в нем? Может, тушенка?
Хотя сам сомневался… Скорее уж у Хасана тут хранится что-то стреляющее. Или взрывающееся.
– Себе забирай, – великодушно разрешил Иван. – Мне не надо. Много будет – другому отдай.
И он занялся исследованием соседней палатки. А я – взломом ящика. Если Хасан уцелел в сегодняшней аварии, надеюсь, он меня извинит. Но едва ли спасся… Не в его привычках посылать в бой подчиненных, а самому отсиживаться в стороне.
Замок оказался прочным. А сам ящик – тяжелым. Хорошо бы там хранились гранаты. Рыба здесь водится, можно наглушить…
Но внутри лежали не гранаты.
Старый обшарпанный раллер я небрежно отложил в сторону, а над остальным содержимым крепко задумался.
Трюк вполне в духе Хасана – приковать пустой сейф с кучей степеней защиты к запястью генавра-охранника, идеальной боевой машины, – а всю казну экспедиции ссыпать в ящик, словно бы подобранный на помойке, всем примелькавшийся и валяющийся на видном месте…
– Когда, говоришь, прилетит железная птица? – уточнил я у Ивана.
Он не успел ответить. За две палатки от нас началось непонятное шевеление. Разбросанные по земле полотнища шуршали, изгибались. Что-то там копошилось живое. И не пеструшка, решившая раньше нас поживиться провизией. Кое-кто более крупный…
Я вскинул «ассасин», навел в ту сторону. Иван даже не потянулся к карабину.
Полотнище откинулось в сторону, и взорам нашим предстал растрепанный Осби. Нетвердыми шагами направился к нам. Я торопливо захлопнул ящик, раллер от резкого движения упал, покатился по камням.
Предосторожность оказалось излишней. По-моему, похмельные глаза оператора ничего вокруг не замечали. Или мозг никак не реагировал на увиденное. Труп чучундры Осби проигнорировал. Разгром лагеря словно и не видел.
Брел и бормотал себе под нос, я с трудом понимал смысл невнятной и пересыпанной жаргонизмами речи: что-то о том, на какие кайфовые сны пробивает от вискарика без закуски, а он и не знал…
Подойдя поближе, он с трудом сфокусировал взгляд на мне. Потом долго рассматривал Ивана, склоняя голову то к одному плечу, то к другому. За посталкогольную галлюцинацию Иван признан не был, поскольку обратился к нам Осби во множественном числе:
– Ребята, у вас пива случайно не найдется?
Не знаю, как шаман-орденоносец умудрился его понять – без словаря, переводчика и лингвопрограммы. Наверное, догадался. Ну о чем еще может спросить погибающий от похмелья человек?
– Пива нет, – по-русски ответил Иван. – Чай пить будешь?
