Ну и денек выдался, размышлял я, добравшись на свой двенадцатый и отпирая дверь. Первая пенсия, первый жмурик, собственноручно сотворенный на гражданке, первая попытка получить достойную работу, – и первый облом… Первая рана, кстати. Проверим, действительно ли искусственная кожа так быстро самовосстанавливается, как мне обещали эскулапы.
Но на сегодня новых впечатлений хватит, вечер проведу спокойно и тихо, как подобает отставной старой перечнице.
Шагнув в темную квартиру, я понял, что денек выдался и в самом деле незаурядный, да только он еще далек от завершения… Потому что совсем темной квартира не была – из-за двери гостиной пробивалась неяркая полоска света.
– Не стой столбом, – услышал я знакомый голос. – Проходи, присаживайся, чувствуй себя как дома.
Я тяжело-тяжело вздохнул. Голос принадлежал генерал-полковнику Кравцову…
Давненько не виделись.
3. Если гадаешь по костям, пусть это будут кости врагов
– Что же ты, хрен тундрючный, раньше-то про город молчал? – ошарашенно спросил Багиров.
– Нельзя. Нога зажила – можно. Тундра слабых не любит.
После секундного раздумья сержант признал правоту Ивана. И в самом деле, не стоило… А то он живо поковылял бы к городу, как только бы смог ковылять, и один Аллах ведает, чем бы такая поспешность завершилась… Тундра-то да, она такая… даже сильных и здоровых кушает, не подавившись.
– Что за город? Как называется?
– У него нет имени. Плохой город.
Сержант решил, что почти всё понял в смутном ответе. Во вселенной Ивана других городов не существует, этот единственный, и собственное имя ему ни к чему. И плохой он, ясный хрен, – ничего хорошего нет для сына тундры в городском укладе жизни, особенно в нынешнем… Хотя в каком еще городском? Ивану в здешнем безлюдье любой захудалый поселок мегаполисом покажется.
Что городов в здешних краях до Дня Станции не было, лишь поселки да фактории, Багиров знал точно. А после Катаклизма какое уж строительство… Дело в том, что сержант наконец-таки определился со своим местоположением, хоть и весьма приблизительно.
Произошло это так.
Едва оклемавшись, не встав даже на ноги, Баг начал допытываться у хозяина стойбища: где, собственно, это стойбище расположено?
Поначалу расспросы и ответы никакой ясности не внесли. Русские якобы называли здешние места просто-напросто тундрой. Про Печору ничего Иван не знал, даже слова такого не слышал.
Позже Багиров предпринял вторую попытку: справляясь у навигатора, называл новые и новые населенные пункты Коми, забираясь по карте все дальше к северу, – Иван лишь отрицательно качал головой. Ничего ему эти названия не говорили. А сержанту ничего не говорила местная топонимика, сообщаемая Иваном… Но потом мелькнуло нечто знакомое. Багиров без особой надежды поинтересовался названием гор – их здешнее, аборигенское название сориентироваться не помогло бы… Однако вышло иначе.
– Там Бырранга, – сказал Иван, и название показалось сержанту смутно знакомым. – Плохое место. Людям нельзя ходить.
Где-то и когда-то сержант слышал это название – Бырранга… Но где, когда и по какому поводу – решительно не вспомнить.
А если слышал… Он не стал мудрствовать и насиловать свою память – заглянул в алфавитный указатель навигатора. Нашлась Бырранга!
«Горная система на п-ве Таймыр, самая северная в России, – лаконично сообщил навигатор. – Страна Мертвых в верованиях местных народов».
Далее следовала ссылка на раздел лоции, посвященный Восточной Сибири. Увы, сам раздел отсутствовал, и карта Таймыра – тоже. – Память у приборчика не безграничная.
– Там Страна Мертвых? – спросил Багиров для проверки.
Мало ли какие бывают совпадения названий. Однажды батальон «Гамма» целую неделю квартировал в поселке Генуя, стоявшем на речке с одноименным названием. Жители, надо полагать, поголовно генуэзцы. Причем дело происходило не на солнечных Апеннинах, а гораздо ближе, в паре сотен верст от Питера.
– Страна Мертвых, – подтвердил Иван. – Живым нельзя.
– А все это, – Багиров повел вокруг широким жестом, – называется Таймыр?
– Долганы называют Туой Муора, нганасаны – Таа-Мирэ, а вы, русские, – Таймыр…
Сержант Багиров не удивился. Он и сам не заметил, когда у него закончилась способность удивляться. Может быть, вместе с НЗ. Может быть, в яме, вместе с последними ручными гранатами… Мозг констатировал странные и невозможные вещи, отмечал их, – а удивления не было. Таймыр – так Таймыр. За тысячи километров от Печоры – значит, за тысячи. Угодил сюда каким-то невероятным образом – значит, угодил. Если люди тут как-то живут, попробует выжить и он. Если как-то отсюда выбираются – попробует выбраться.
А теперь вот нечто новенькое – город на Таймыре. Сержант попытался добиться от Ивана, что за власть в том городе. Российская? Или сибирская, сепаратистская? Не преуспел. Сибирь и Россию абориген не различал абсолютно, а про город твердил одно:
– Плохое место. Не должны там люди жить.
Наконец Ивану надоели расспросы, он взял свой котелок и пошагал к чуму, напоследок сказав:
– Кушай еду. Остынет.
– Снаряжение верни, – попросил уходившего Багиров.
Иван ничего не ответил, исчез в чуме. Вопрос со снаряжением был… как бы помягче сказать… несколько болезненным. Когда сержант окончательно пришел в себя, он лежал в палатке, закутанный в местные меховые одежки и одеяла, ну прямо натуральный абориген на привале. Ни формы, ни оружия, ни снаряжения… Как Иван его раздевал и куда прибрал все имущество, Баг не помнил.
Позже, когда начал вставать, получил от хозяина обувь и ункомб – причем, что характерно, отчищенный от земли и той пакостной жижи, что полетела в яму после взрыва гранаты. Обрадовался – с универсальным комбинезоном свыкся, как со второй кожей. Да и первая, знаете ли, за месяц без бани затоскует, – Иван, похоже, водные процедуры считал излишеством, жил по принципу: грязь толще трех сантиметров сама отвалится. При таких делах спасти может только сменная подкладка ункомба, впитывающая грязь и пот (носят его без белья, на голое тело). Рано или поздно подкладка забьется и впитывать перестанет, но имелась запасная, а к тому времени, когда и та отслужит свое, сержант рассчитывал добраться до людей с более привычными понятиями о гигиене…
Еще через пару дней Багиров попросил обратно оружие – негоже, дескать, ночевать в здешних местах невооруженным. Хозяин успокоил: спи спокойно, место хорошее; у него, как видно, все места делились на две категории: хорошие и плохие. Сержант настаивал. Иван пожал плечами и принес в палатку автомат, два магазина к нему (один из них неполный), три гранаты к подствольнику и нож с обломанным кончиком. Весь небогатый арсенал.
Сержант несколько успокоился. Не то чтобы он опасался, что его здесь ограбят, – обобрать проще было беспомощного в яме, там и оставить. Да и вообще Иван казался человеком правильным… Но кто знает, какие тут бытуют обычаи? Может быть, имущество спасенного принадлежит спасителю на вполне законных основаниях?
