Глава 7
Снова один.
Со вторым рассудком в сознании или с обострившимся психическим расстройством? Не важно. Максим не ощущал себя ни психом, ни героем. Он просто ничего не понимал, шел, не разбирая дороги, не придерживаясь определенного направления.
Сумерки сознания.
На фоне тяжелых, вязких, безрадостных мыслей появился образ отца.
Максим остановился. Вокруг высился черный лес. Призрак не исчезал. Все? Начинаю сходить с ума?
Ярость давно угасла. Он ощущал себя совершенно обессиленным, пустым.
«Куда я иду? Зачем?»
«Максимка, держись. Не поддавайся никому».
«Я никчемен, папа… – он присел на поваленное дерево. – Для меня, наверное, уже все кончено».
«Нет, сынок. Ощутить настоящее равновесие можно, лишь стоя на краю пропасти! Все остальное только иллюзия самоконтроля, поверь! Мы думаем, что умны, независимы, на что-то годны, в чем-то даже незаменимы, но в обычной жизни сложно понять, насколько ты силен или слаб».
Максим невесело усмехнулся.
«Здесь нет никакой пропасти, пап. Я просто сошел с ума. Потерял друзей. Не знаю, что делать и куда идти. Мне не понять, что творится вокруг. Может, и жить-то осталось минуты…» – он ни на миг не забывал слова Кейтлин. Помнил об «Искандерах», что пролетели над руинами и скрылись в западном направлении.
Призрак истаял.
Максим долго сидел, глядя себе под ноги, ожидая, что вот-вот свершится неизбежное, военные доберутся до своей цели, и деревья леса поглотит беспощадное пламя, но даже эта, совершенно отчаянная надежда не сбылась.
Ничего не произошло. Тогда он снова встал и побрел, не зная, куда.
* * *
Он шел до заката. К вечеру заметно похолодало, налетел порывистый ветер, зашумел в кронах черных деревьев.
Вокруг стали проявляться новые пугающие явления.
В подкравшихся сумерках от дерева к дереву то и дело пробегали неяркие сполохи, словно виденное им однажды северное сияние слоилось тут, льнуло к погибшим чешуйчатым исполинам.
Из тьмы на небольшую прогалину вылетел рагд, завис в воздухе, сканируя ближайшие заросли. Максим инстинктивно вскинул автомат, но удержался, не выстрелил. Между ним и рагдом причудливо извивалась полоса холодного, едва приметного мерцания.
Кибернетическая тварь не заметила Максима. Рагд сторонился странного свечения, а оно, похоже, препятствовало работе его датчиков!
Внезапно рисунок окружающих явлений резко изменился. Неяркие слоистые шлейфы угасли, словно кто-то щелкнул выключателем, а через пару мгновений появились вновь, но в других местах…
Одна из вновь образовавшихся световых полос озарила корпус рагда, и тот вдруг с грохотом рухнул на землю.
Отключился? Или уничтожен? – Максим протянул руку, его пальцы прошли сквозь сияние, но он ничего не почувствовал, ни тепла, ни покалывания, лишь призрачный свет, переливающийся всеми цветами радуги, озарил кожу.
Через миг все опять изменилось. Сияние исчезло и не появилось вновь. Тьма рванулась со всех сторон, поглотила очертания ближайших деревьев.
Во мраке раздался низкий напряженный гул. Нервно пискнул детектор движения, а через миг вновь просветлело, – странное сияние вспыхнуло над головой, среди крон, скупо осветило окрестности.
Максим настороженно осмотрелся. Рагд пытался взлететь, но у него ничего не выходило. Неподалеку распластался еще один механизм, похожий на бронированную ящерицу. Он выглядел основательно поврежденным, видимо, валялся тут давно.
Щелчки, повизгивание микроприводов, низкий гул, издаваемые рагдом, действовали на нервы, и Шустов не удержался, выстрелил. Короткая очередь пробила дыру в корпусе рагда, он откатился в сторону и застыл, истекая сизым дымком.
«Мог бы и не тратить патроны», – внезапно проворчал внутренний голос.
Холодом обдало спину.
Опять?!
«Ты не избавишься от меня. Никто и ничто тебе не поможет. Смирись».
Теперь Максим понимал, что испытывают инфицированные, почему они сходят с ума, впадают в буйство, а затем становятся безучастны ко всему.
«Я тоже от тебя не в восторге».
Максим смертельно устал. Тварь, играющая его мыслями, казалась неуязвимой. Природа «внутреннего голоса» не находила объяснения в рамках жизненного опыта, он просто не знал, как с ним бороться.
«А ты и не пытайся. Исполняй свое предназначение».
– Предназначение? – он усмехнулся жестко, некрасиво. Лицо, искаженное гримасой отчаянья, осветил очередной, внезапно появившийся сполох.
«Макс, мне нет никой пользы, если ты погибнешь. Хватит уже, возьми себя в руки!»
Он не ответил, молча рванулся к ближайшей извивающейся вокруг дерева полосе холодного света, с замиранием сердца вошел в область тусклого сияния, погрузился в нее, как в омут.
«Неплохая попытка, – вновь заговорил голос. – Ты глуп и упрям. Я же сказал: ничего не выйдет. Так от меня не избавишься. В худшем случае у тебя разболится голова, не более того. Для человека это сияние неопасно».
Максим молчал. Он отчаялся, но еще не сдался.
«Мне тут некомфортно, – помедлив, признался голос. – Твои мысли, желания, порывы, мягко говоря, – отвратительны».
В подсумке, тихо пощелкивая, неожиданно зашевелился ИПАМ.
«Что за звук?» – мгновенно насторожился голос.
– Понятия не имею, – ответил Максим, нарочно наступив на толстую, но ломкую ветвь черного дерева. Раздался громкий хруст.
«Осторожнее! – разозлился голос. – Не пытайся привлечь внимание! Почему ты постоянно лезешь на рожон? Надеешься, что какой-нибудь шальной рагд тебя пристрелит?!»
Максим ничего не ответил, но вновь проявил неосторожность, неловко наступил на груду валежника, в то время как пальцы коснулись ИПАМа. Может быть, древнее устройство как-то поможет мне? Не зря же Стелси так обрадовалась ему? Шанс, конечно, невелик, но…
«Шанс действительно невелик, – зло согласился голос, по-своему трактуя обрывок перехваченной мысли. – Ты худший представитель своего вида! Специально шумишь, привлекая внимание? Думаешь, тебя убьют, и дело с концом?! Я не позволю! Шагай на запад!»
Максим сел на поваленное дерево. Он специально все делал назло. Кем бы ни оказалась притаившаяся в сознании тварь, сейчас она заперта внутри моего мозга! Имплантов у меня нет, а, значит, биохимия организма должна на него влиять!
Терять уже нечего, а выяснить рамки своей «несвободы» необходимо!
Прав был отец. Вот он – край пропасти. Удержу равновесие, – выживу. Нет, так и незачем барахтаться! – озлобленно подумал он».
«Вставай и иди!»
