Рывком выползаю, привстаю на колено, оглядываюсь.
Берт – лицо в крови, но явно живой, по-пластунски движется к телу патрульного, который столь же явно в помощи уже не нуждается. Сай – полусидит в углу у дверей, сжимает голову обеими ладонями, словно хрустальную вазу; контузия, без вариантов. Руис – валяется среди обломков чего-то деревянного…
Два пальца к шее. Пульс есть. Уже неплохо. Открытых ран не вижу, а дальше пусть смотрит кто-то понимающий в медицине.
Гена Шакуров. Помогает Наде выползти из-под разбитых полок. На левую ногу старается не опираться – то ли новую травму заработал, то ли старую разбередил.
Полина. Сидит рядом, бледная, на щеке царапина, баюкает правое запястье – ушиб? вывих? вряд ли перелом, – но тоже живая.
Еще один патрульный. Автомат у плеча, нацелен в дверной проем, однако парня определенно пошатывает. Лет восемнадцать, первый боевой опыт небось.
Встаю. Ноги, как ни странно, держат.
– Что… случилось?
Не узнаю собственного голоса. Что-то не то с горлом. Или со слухом.
– Миномет, – сообщает Крокодил Гена. – По звуку один в один наш «поднос»*, для «василька»* скорострельность маловата.
Значит, с горлом, голос у Шакурова сдавленный, но прежнего тембра.
– Разговоры потом, – хрипит Берт.
Вынимает из кобуры у убитого орденца «беретту», наскоро проверяет, снимает с предохранителя, запасной магазин в карман. Кивает мне на автомат покойника.
– Умеешь?
«Эм-четыре» обычный, разбирать без мануала не возьмусь, а в смысле стрелять – что тут уметь-то… Разгрузка орденца вся в крови, ну ее на фиг, просто перекидываю три магазина к себе, четвертый уже примкнут к автомату. Предохранитель на «тройку». К бою готов.
– Куда?.. – запоздало реагирует патрульный.
– Воевать, – зло скалит зубы Берт. – А ты хочешь жить вечно?
– С кем воевать?
Берт вздыхает.
– Тебя как зовут, детка? – «Детка» на голову выше некрупного Берта, но смеяться совершенно неохота.
– Рон… Рональд Фитцпатрик.
– Так вот, Рональд Фитцпатрик, там – плохие парни, которые ухитрились протащить мимо ваших… – неразборчиво, наверное, по-испански, – постов средний миномет. Как ты думаешь, что еще они с собой имеют и что с этим намерены делать?
– Э…
– Рон, детка, – голосом Берта бриться можно, – приказывать я тебе не могу, но очень, очень советую вспомнить все, что вдалбливали в учебке, и поскорее. Влад, ты как?
– Командуй.
– Гена? – смотрит на Шакурова.
Тот разводит руками. Какой из него сейчас боец – хромой, без языка, без оружия, да еще когда рядом жена и дочь…
– Лады, Влад, будь готов прикрыть огнем.
Ящерицей выскальзывает наружу и сразу исчезает левее.
– Чисто. Давай за мной, аккуратно.
Автомат к плечу, пригнувшись, вполоборота, приставными шагами… все в дыму и пыли, «большой дом» сползает набок, навес над автостоянкой сорван, но машины вроде стоят – на первый взгляд, никого не раздолбало.
– Держи проем, – кивает Берт на участок между стеной «большого дома» и нашим сараем.
Держу. Что там снаружи – видно плохо, но сюда незамеченным не войдет никто.
С пистолетом наперевес Берт пятится к автомобилям. Слышу веселое «клац», и через две минуты он рядом со мной, вооруженный уже собственной винтовкой.
– Усиливайся, если хочешь, – предлагает мне.
Быстро влезаю в разгрузку с магазинами «фала», оружие к бою, «кольт» на пояс, револьвер в карман, М4 на ремне за спину. Включаю рацию, вторую «коробочку» передаю Берту.
Движение сбоку, разворачиваюсь… палец замирает на спусковом крючке. Рон Фитцпатрик. Губа закушена, в глазах решимость.
Стрекот автоматных очередей. Кажется, с той стороны были ворота.
– Берт, погоди минутку.
Забираю с сиденья «геленда» один из шакуровских «хеклеров», возвращаюсь в сарай и отдаю Гене. Так у раненых хоть какая, а охрана.
– Влад, я…
– Потом, Ген, все потом. В спину не пальни, и ладно.
Снова выхожу к автостоянке. Откуда-то выбрались Леона и Тереза, обе в крови, но вроде чужой, сами целы. У Леоны в руках М4, у Терезы «беретта» – наверняка у убитого орденца взяли, как и мы. Лицо матриарха семейства Сенес похоже на бронзовую погребальную маску.
– Есть свободная винтовка?
Без проблем. Отдаю Терезе автомат и боеприпас с убитого патрульного, мне «фала» достаточно.
– Напрямую к воротам не лезем, – говорит Леона, – там без нас хватает. Обходим сарай и уже сбоку из-за угла смотрим, на кого стоит потратить пулю.
Берт, присев, кончиком ножа изображает на земле план фермы. Указывает на этот самый угол.
– Всем там делать нечего, достаточно двух стрелков и одного в прикрытие.
– Согласна. – Леона смотрит на меня, на Рона, манит парня к себе. – Идемте. Поможете нам с Терезой.
– Да, мэм! – козыряет патрульный, в упор забыв, что перед ним вовсе не начальство.
А Берт задумчиво ведет ножом по чертежу в обход «большого дома».
– Если где-нибудь тут свалить забор, они легко зайдут с тыла на любую позицию…
Я могу только кивнуть, изображая понимание и всестороннюю поддержку. В тактике не разбираюсь.
– А, что тут гадать. – Резким движением ботинка Берт стирает чертеж. – Идем да проверим. Тихо только.
Изукрашенная неумелой резьбой массивная дверь «большого дома» сорвана с петель. Внутри… к горлу кислой волной подкатывает желчь… внутри – мясо. Не хочу смотреть. Леона и Тереза были тут, внутри, раз вышли – значит, помогать уже некому.
Боковая дверь, напротив которой схрон-погреб. Распахнута. На пороге изрешеченный осколками Рамон, в руках тельце девочки. Берт наклоняется, касается шеи под пышными кудряшками, качает головой… Дверь схрона прикрыта. Нутром чую, внутри кто-то есть. Переглядываюсь с Бертом – да, он тоже чует. И тоже не хочет эту дверь открывать. Дети у Сенесов ученые, стопроцентно знают, как разрядить старую двустволку в возникший на пороге силуэт.
Тихо, шаг за шагом, обходя свежие воронки. Забор из «егозы» стоит как стоял; если противник и хотел завалить пару столбов, то достаточно точно положить мину не сумел.
– Ложись! – шепотом рявкает Берт и перекатом ныряет в ближайшую воронку. Я плюхаюсь за старую покрышку – край детской площадки. Кого и где там засек Берт, пока не вижу…
– Четверо на десять часов, – словно читая мои мысли, сообщает он.
Чуть приподнимаюсь… так, поймал. Нас вроде не видят, далековато. Берусь за подзорную трубу.
