Пассажирка была молодая, лет двадцати пяти на вид, мулатка с гладкими и тяжелыми черными волосами, молочно-шоколадной кожей, огромными, в пол-лица, темными глазами. Лицо ее странным образом сочетало в себе африканские и европейские черты: слишком тонкие для африканки губы, прямой и изящный нос, но в то же время – форма черепа и разрез глаз, не свойственные европейским женщинам. Она носила чешскую фамилию, интернациональное имя, деловой костюм и портативный комп в сумочке. Она была странная. И Вероника ее боялась.
– Наш самолет заходит на посадку, – сказала стюардесса, переборов себя и войдя в салон. – Через пятнадцать-двадцать минут вы будете на земле.
– Хорошо, – кивнула мулатка, не удостоив Веронику даже взглядом. – Заберите стакан.
Вероника выполнила приказ и поспешила покинуть пассажирку.
Санкт-Петербург встретил Киру Пражски холодным моросящим дождем и устойчивым запахом перемен. Быстро пройдя упрощенную таможню, она вышла на улицу и огляделась.
За ее спиной высилось здание аэропорта, мерцала огромная надпись «Меридиан». На площади перед зданием теснились флаеры авто-такси – индивидуальные, парные, семейные, грузовые, уходили в небо серебристые конструкции метростанции, за авто-такси стояли такси обычные, причем как новые флаеры, так и старые автомобили. И повсюду были люди. Много разных людей. Носильщики, таксисты, представители отелей и гостиниц, прилетевшие, улетающие, встречающие, провожающие…
Заметив промедление молодой женщины, явно только что прибывшей и, судя по кажущемуся со стороны растерянным взгляду, оказавшейся в этом городе впервые, к ней подлетел парень лет двадцати, одетый в форму таксиста.
– Добрый день, вас приветствует компания «Lighting», и мы со скоростью света доставим вас в любую точку города! – оттарабанил он по-английски.
– То есть не более чем через секунду после того, как я сяду в ваш флаер, я окажусь, допустим, на Исаакиевской площади? – приподняла бровь Кира. Говорила она по-русски, с едва заметным неопределимым акцентом.
– Э-э-э… – растерялся парень. – Ну, это образно. Но у нас и правда самые быстрые флаеры из всех, какие только есть в таксопарках.
– Благодарю, но меня интересует стандартный маршрут, – покачала она головой, направляясь в сторону авто-такси.
Крохотный индивидуальный флаер, едва ли метр в ширину, отозвался на прикосновение к сенсору вспышкой экрана.
– Здравствуйте, вас приветствует городская служба автоматического такси. Пожалуйста, выберите адрес из списка или введите его вручную или голосом.
– Сенная площадь.
– Принято. Стоимость поездки – семьдесят пять евро. Пожалуйста, выберите способ оплаты…
Спустя пару минут юркая желтая машинка выруливала со стоянки. Кира затребовала у управляющей программы режим односторонней прозрачности и, удобно расположившись в не слишком мягком, но и не жестком кресле, оглядывалась вокруг, пытаясь составить свое впечатление о городе, в котором ей предстояло провести немало времени. Одновременно с визуальным осмотром она следила за интерактивной картой Петербурга, по первому же требованию развернувшейся на голографическом экране.
На несколько километров в стороны от Авиационного шоссе раскинулась гигантская стройка. Кира не могла ее видеть – шоссе с обеих сторон огораживали пластиковые щиты, призванные укрыть от гостей города не слишком приглядное зрелище – но трехмерная спутниковая карта позволяла рассмотреть все достаточно детально. За полосой стройки находился пустырь, отделявший будущий новый район от трущоб, с которыми правительство города боролось уже десятки лет, но никак не могло окончательно расправиться. «А все из-за излишнего гуманизма – подумала Кира. – Хорошо, что мир постепенно отходит от этих глупых идей. Всего-то – рота спецназа, получившая приказ «не щадить никого и ничего», и от серых развалин, как и от их обитателей, не останется и воспоминания».
Стремительно пролетев по шоссе, флаер ворвался в город. Московский проспект, каменная громада ворот, носящих то же название, сверкающие неоновые вывески – броские, раздражающие. Полоска Обводного канала, промелькнувшая за окном, по-видимому, служила некоей границей – кричащий неон пропал, сменившись более мягким, нераздражающим светом, а чуть дальше подсвеченная реклама и вовсе пропала, исчезли блестящие стеклянные здания, дома стали строже, величественнее и гораздо старше. Фонтанка – флаер сбросил скорость, и Кира успела даже прочесть название мостика: Обуховский.
Негромко пискнула система, флаер остановился, приоткрыв дверцу.
– Вы прибыли в пункт назначения: Сенная площадь. Благодарим, что воспользовались нашими услугами…
Не дослушав, женщина коснулась сенсора.
– Новый адрес: пересечение Кинотеатральной улицы и Большого проспекта Петроградской стороны.
– Неверный адрес, – безразлично отозвалась программа. – Приносим наши извинения, но маршруты автоматического такси ограничены…
– Стрелка Васильевского острова.
– Принято. Стоимость поездки…
Через пятнадцать минут Кира вышла из флаера у Дворцового моста. С толикой интереса окинула взглядом Ростральные колонны, полюбовалась Петропавловкой. Сверившись с картой, нашла нужный ей небольшой отель, прошла метров триста в направлении Нового моста, без труда заметила проекционную вывеску отеля.
Оплатив неделю в одноместном люксе, женщина отправилась в конечную точку ее сегодняшнего маршрута: небольшое плавучее кафе, медленно курсировавшее по Неве. Одна из прелестей данного заведения заключалась в том, что оно давало возможность за чашечкой кофе или легким ленчем оглядеть часть достопримечательностей Санкт-Петербурга и в любой момент сойти на берег у Эрмитажа, Петропавловки, Адмиралтейства… Но Киру виды города хоть и интересовали, но не сегодня.
Обычно она выбирала столик у окна, но в плавучем кафе пришлось изменить привычкам – просто за неимением окон на верхней палубе. Сев у самого борта, она просмотрела электронное меню, высветившееся на поверхности стола, едва женщина опустилась на диванчик, выбрала говяжий стейк с брокколи, засахаренные ромовые вишни и капучино и с интересом стала ждать – ей было любопытно, кто принесет заказ: живой официант или опять какой-нибудь робот.
Официант оказался живым, предупредительным и ненавязчивым. Последнее из его качеств в глазах Киры являлось самым ценным – она совершенно не хотела с кем-либо разговаривать, даже по делу. Разве что с самой собой или же с городом.
– Так вот ты какой, Петербург, – тихо сказала женщина, аккуратно снимая ложечкой молочную пену. – Что ж… с тобой можно иметь дело.
Город ей одновременно и нравился, и не нравился. Киру раздражала гипертрофированная контрастность районов, гротескная подчеркнутость разности социальных слоев, между которыми лежала пропасть, не снившаяся Средним векам, чрезмерная, но в то же время такая несовершенная автоматизация всего и вся. Начиная от авто-такси, снабженных спутниковым навигатором, подробнейшими картами каждого района, универсальным автопилотом, но неспособных двигаться вне заранее прописанных маршрутов, и заканчивая совершенно ненужным в небольшом кафе электронным меню, убивающим половину старинного очарования исторического центра города. В то же время Кира была в полном восторге от строгих черт города, от отсутствия в его линиях аляповатости и пошлой яркости, которыми грешила напыщенная и напрочь лишенная любого изящества Москва, от его подчеркнутой, но не показушной аристократичности. Благородное спокойствие закованной в гранит Невы, пронзительность стрельчатых очертаний зданий, державное величие Исаакиевского собора, прекрасная дерзкость бросающего вызов небу Адмиралтейства, дружелюбное покровительство ангела на Александринском столпе, надежная стойкость черных узорчатых оград и непоколебимость бесчисленных мостов… И тут же – невероятный уют небольших улочек, пасторальный покой Михайловского сада, мирная фамильярность Марсова поля…
