На то, чтобы освободиться от небрежно накинутых пут, Аня потратила всего минут пятнадцать. Мгновенно оделась – ее форму толстяк, скомкав, засунул в тот же шкаф. Стремительно выбежала из номера и замерла, только теперь осознав, что понятия не имеет, что теперь делать и куда идти.
Марина, с трудом удерживая дрожь, разлила остатки коньяка по стопкам, на этот раз налив себе до краев. Заставила трясущуюся от страха девушку выпить, как-то сумела ее успокоить, посоветовала просто забыть о случившемся, больше того – быть с Березинским приветливой, как с любым другим постояльцем, делая вид, что ничего не было, и тогда все будет в порядке. А о том, что Аня услышала, – никогда и никому не говорить ни при каких обстоятельствах. В конце концов, никто, кроме самой Ани, не знает, что шкаф был закрыт неплотно и она все слышала.
Поблагодарив, несколько успокоившаяся и сумевшая, наконец, взять себя в руки, Мельтисова ушла. Едва за ней закрылась дверь, Марина, даже не отдавая себе отчет в том, что делает, бросилась к своему компу. В несколько касаний настроила связь с мобилом, скопировала запись разговора на чип памяти и стерла с диска компа все, что указывало на визит к ней Анны Мельтисовой. Потом на негнущихся ногах подошла к скрытому в шкафу бару, достала бутылку коньяка, наполнила стопку, залпом выпила, снова наполнила.
Наркотики. Рабы. Продажа органов. Нет, нет, нет, Олег просто не мог иметь к этому отношения! Он честно ведет свой бизнес, много работает, он просто не мог сказать, чтобы кого-то там «убрали», тем более – вместе с семьей, он не мог сказать всего того, что пересказывала здесь Мельтисова!
К сожалению, Марина очень хорошо умела чувствовать ложь. И она знала, что Мельтисова говорила правду.
Когда бутылка опустела наполовину, Велагина вызвала такси до дома – ехать в метро в два часа ночи ей совершенно не улыбалось. Ожидая флаер у дверей отеля, она смотрела на гибель белых снежинок в серой слякоти совершенно трезвыми и сухими глазами.
Она сама во всем разберется и сама узнает правду о человеке, которого любит.
IV. VI
Переждать тревогу, сделать верный шаг —
Это не дорога. Это просто так!
Выбранный методом тыка бар оказался на удивление приличным, хоть и достаточно дорогим. Негромкая и ненавязчивая музыка, немногочисленные посетители спокойно сидят за своими столиками, пиво вкусное и слабое – как раз то, что надо. Единственным раздражающим элементом была сидевшая на другом конце барной стойки девушка, ярко накрашенная и вызывающе одетая, периодически громко болтающая по мобилу то с подружками, то со своими «котиками» и «пупсиками», коих за последние полчаса Стас насчитал уже троих.
Впрочем, девушка хоть и вызывала своим присутствием некоторое раздражение, Ветровского гораздо больше заботило другое: придет ли Игорь? Стас почти сутки мучился вопросом: писать, звонить или же не делать ни того, ни другого? Возможно, талантливый программист, получив документы, а с ними – возможность начать жизнь с чистого листа, предпочел забыть то кошмарное существование, которое влачил до побега, и появление «старого знакомого» не обрадует его. Когда невозможность принять решение довела до состояния, близкого к нервному срыву, Стек плюнул, выбрал первый попавшийся бар на левом берегу Невы и написал Игорю короткое письмо на электронную почту:
«Сегодня, с восьми до девяти вечера, я буду в баре «Аллегория» на Дмитриевской набережной. Если хочешь – приходи. Если желания нет – удали это письмо и забудь. Я не обижусь.
Седьмой»
Он отправил письмо ровно в семь вечера, а через сорок минут был уже в баре. Мобил лежал рядом на стойке, лениво мигая индикатором доступности интерсети, но Стас боялся проверить почту. Он предпочитал просто ждать.
Часы показывали двадцать пятнадцать, первая кружка пива закончилась, и бармен уже поглядывал на безденежного клиента с некоторым сомнением. Вздохнув, Ветровский заказал еще.
Тренькнул висящий у входа колокольчик. Стас машинально обернулся, окинул вошедшего коротким взглядом. Тут же скривился – едва ли такая шумная личность даст возможность и дальше сидеть в тишине и покое.
Это был сухощавый парень среднего роста, одетый в кожаную куртку-косоворотку и облегающие черные джинсы – и то, и другое украшала алая шнуровка. На ногах – окованные металлическими накладками сапоги – «казаки», прямые волосы чуть ниже плеч выкрашены в малиновый цвет, а несколько прядей – в черный. «Прямо как металлист из конца двадцатого века», – подумал Стас.
Тем временем «металлист» окинул зал быстрым взглядом и зашагал к стойке, негромко позвякивая при каждом шаге. Вернее, даже не к стойке, а прямиком к Стасу. Остановился, пригляделся, кивнул бармену:
– Литр темного немецкого, пожалуйста, – сказал он, протягивая бармену банковскую карту. В ярких направленных лучах светодиодов блеснул серебряный перстень с вычерненной римской «VIII». Через несколько секунд «металлист» повернул голову, усмехнулся: – Неужели правда не узнаешь?
– Теперь – узнаю, – медленно проговорил Ветровский, чувствуя себя идиотом.
– …тогда все тихо было. Отъехали, разбежались, позвонили, нас забрали. Неделю держали в каком-то двухэтажном доме, откармливали, лечили – мы там за все время видели только одного парня, который приносил еду и все прочее. Потом появился тот мужик, который нас вытаскивал. Притащил аппаратуру, снял отпечатки, образцы ДНК, снимки сетчатки, собрал с каждого желаемые ФИО и даты рождения и ушел. Через еще одну неделю появился с готовыми документами и женщиной, которая нам вживила новые чипы. Я даже представить себе не могу, сколько подобное стоит, да и не хочу, если честно. А потом нас отпустили. Выдали каждому по пять штук «на обустройство» – и выпнули в свободную жизнь. Ну, устраивались, кто как мог.
– Все вместе или как?
– Поначалу вроде бы вместе, а потом… сам понимаешь. Не всем в радость было постоянно контактировать с людьми, с которыми связывало такое прошлое. Вначале ушел Василий – ну, Шестой. Честно сказал, что хочет забыть все это и начать новую жизнь, но оставил контакты, по которым его можно будет найти, если вдруг понадобится его помощь. Если честно, даже когда совсем прижало, я ему не звонил. Потом Антон отвалился. Но этот просто исчез. Оставил письмо на электронке – типа, извините, но хочу в свободный полет. А мы впятером остались. Живем потихоньку, встречаемся хотя бы пару раз в месяц, если получается – то чаще.
– Кто как живет-то? Расскажи!
– Лучше всех Алекс устроился: он частным репетитором трудится. Очень неплохо получает, график сам себе составляет, живет в свое удовольствие.
– Игорь, я даже не знаю, кого из вас как звали, кроме тебя! И, тем более, не знаю, у кого какие имена сейчас. Ты объясняй! – взмолился Стас. – Алекс – это кто? Десятый?
Галес рассмеялся, и Ветровский в третий уже раз за весь разговор, длившийся не более двадцати минут, отметил, что смеялся бывший Восьмой неискренне – в глазах его не было ни тени веселья.
