– Выживет, – махнул рукой Большой. – Нам бы самим выжить.
Егор зажег фонарь, осветил узкий коридор за спиной. Мир вдруг поплыл, и коридор распался на два. В черноте заплясали световые пятна. Покачнувшись, он ухватился за стену и потряс головой – два тоннеля слились в один, но звон в ушах не стих.
Большой, не замечая, что спутнику плохо, продолжал расспрашивать:
– А что там вообще произошло?
– Ты упал с самоходки, когда я выстрелил из пушки, – прохрипел Атила. – Заткнись. Давай отойдем хотя бы по тоннелю, а то услышат карлики, сломают дверь и сожрут… Не таращи глаза, они трупами питаются, не знал, что ли?
Быть съеденным Большому не хотелось, и он молча последовал за Атилой в темноту. Луч фонарика освещал всякий мусор под ногами, прыгал от стены к стене. В коридоре было узко: если раскинуть руки, можно коснуться стен. Двигаться старались бесшумно, медленно.
Когда отошли подальше, Большой спросил:
– А потом?
– Что – потом?
– Ну, что случилось, когда я упал? Я ж не помню.
Борясь с тошнотой, Атила начал рассказывать. Большой топал позади и шумно сопел. Узкий коридор все не заканчивался.
– Что же теперь делать? – растерянно спросил Мишка.
Слова гулким эхом прокатились вперед и смолкли. Атила решил, что там еще один просторный зал, похожий на тот, куда недавно въехали на самоходке.
– Старших слушаться, Миша, – проговорил он голосом строгого учителя.
Впереди мелькнул свет, послышался треск разрядов и слабое гудение. Луч фонаря высветил одинокую скособоченную фигуру: голова то ли в каске, то ли в шлеме, костюм с отражающими свет белыми полосками…
Большой охнул и вскинул скорчер, но Атила схватился за его ствол.
– Спокойно! Это экзоскелет.
– Ух ты! – Большой шагнул вперед. – А я думал, что излом, руку вон как спрятал…
Они направились к экзоскелету. Из коридора позади донесся громкий удар, и Егор от неожиданности выронил фонарь – упав на пол, тот выключился. Мишка развернулся прыжком и прицелился в черноту:
– Блин! Выследили, сволочи, теперь дверь ломают!
Егор нащупал фонарь, покрутив в руках, хлопнул по торцу – свет резанул по глазам.
Удар повторился, потом еще раз. Спустя пару секунд загрохотало, наверное, дверь слетела с петель. Раздался рев, топот ног, тяжелые шаги…
– Они что, обыкновенного брутора притащили и тот башкой дверь вышиб? – прошептал Большой, пятясь.
– Похоже на то. Лезь в экзоскелет. Давай винтовку. Вот…
Большой расстегнул экзоскелет и полез внутрь, сунул руки в рукава, надел шлем. Атила опустил очки, похожие на забрало, и помог Мишке застегнуться, говоря:
– Модель необычная. Экспериментальная, что ли?
– А… – Большой умолк, пошевелил пальцами, огляделся и воскликнул: – Да тут же огнемет! Живем!
Бормоча, он застегнул крепежные ремни на ногах, взялся за рукояти ручных сервоприводов. Шум в коридоре нарастал.
– Все-о-о! Хана вам, твари! Идите, идите ко мне!
Под сплюснутым раструбом огнемета вспыхнул синий язычок пламени. Отступив в сторону, Атила нацелил скорчер на коридор, откуда они пришли.
В зале вновь мелькнула слабая вспышка, послышался треск разрядов. Фара, встроенная в локтевой сгиб экзоскелета, толстым лучом разрезала темноту.
– Куда мы вообще попали? – спросил Большой.
Он повел в сторону поднятой рукой, осветив мотки колючей проволоки, растянутые перед будкой КПП, возле нее едва заметно мерцало зеленое пятно, напоминающее холодец. За колючкой потрескивала разрядами магнето…
Не опуская винтовку, Атила шагнул к будке, поднял гайку и швырнул в магнето, чтобы она разрядилась. Ничего не случилось. Значит, это не аномалия, а качественная имитация. Здесь – магнето, там – холодец… Внезапно на ум пришла догадка:
– А может, это полигон?
В коридоре все громче рычал какой-то крупный мутант. Когда из темноты высунулась уродливая голова брутора, Большой выкрикнул:
– Получай, сука!
Гул тугой, пышущей жаром огненной струи наполнил помещение.
Глава 14
Мертвый город
Прижав лэптоп к груди, Яна швырнула в Зиговича смартфон. Сильно швырнула, от души – со страху и не так бросишь. И только когда он врезался главе «Русо-Вирта» в лицо и разбил нос, поняла, что натворила.
Пластиковая крышка от удара треснула, смартфон громко пискнул – и погас еще до того, как свалился на колени Зиговича. Своими руками она отрезала себе связь с Егором!
Зигович зашевелился в кресле, по лицу побежала кровь. Отскочив, Яна метнулась к двери, через которую вошла в кабинет, миновала приемную, вылетела в коридор и увидела там Гориллу и двух охранников. Заметив Яну, они побежали к ней.
Она попятилась, хлопнув дверью, повернула золотистый кругляш замка́, влетела в кабинет, лихорадочно огляделась и бросилась к неприметной двери на другом его конце.
Зигович ворочался в кресле, что-то бормотал глухим голосом, но встать не пытался.
Яна выскочила в еще один коридор – короткий, с дорогущей ковровой дорожкой, в конце его поблескивала серебристая лифтовая дверь, не такая, как другие, – узкая.
Когда Яна бежала по коридору, включился свет – значит, где-то тут фотоэлемент, реагирующий на движение. Щель электронного замка была в стене рядом с лифтом. Яна сунула туда карточку главного программиста, и с тихим треньканьем дверь плавно скользнула в сторону. Прыгнув в кабину, Яна придавила клавишу нижнего этажа и успела заметить в коридоре преследователей, выскочивших из кабинета Зиговича. Но останавливать лифт они не имели права.
Кабина быстро и почти бесшумно ехала вниз. Какой шикарный лифт! Тот, в котором она поднималась, тоже был крутой, но этот… Вот тут что – позолота? Ну точно. Клавиши этажей, похоже, мраморные, а ковер-то, ковер… Ворсистый квадратик два на два метра сто́ит, наверное, как вся съемная питерская квартира…
Да она же в личном лифте Зиговича! В зеркале с позолоченной, а может, и золотой рамой отражалась растрепанная, но очень бравая медсестра в слишком большом для нее халате. Медсестра тяжело дышала, светлые волосы торчали в стороны, а лицо было испуганным… И в то же время – злым.
Да – злым! Яна поздравила себя, когда осознала, что она почти не боится. Адреналин – да, от него никуда не деться, но она не трусит, не пасует, вот что главное! И как она ловко справилась с реаниматологом в кладовке, а? Раньше, еще сутки назад, фигушки смогла бы, а теперь – может! Главное, не позволить стыдливой робости, которая всю сознательную жизнь была основой характера, снова подчинить себя.
Яна поправила халат, юбку. Лифт ехал беззвучно, она переступила с ноги на ногу, прижимая к себе лэптоп, постучала костяшками пальцев по стенке, не налюбуясь собой: молодец, девочка, задай им всем!
