Расчет Марченко оказался верным. Так что после нескольких часов хождений по оврагам и перелескам, собрав попутно еще с дюжину таких же отступающих, земляки вышли к кое-как занявшему оборону первому батальону. Здесь же обнаружились штаб полка и часть их родного второго батальона – недолгая одиссея окончилась. Не хватало, правда, большей части третьего батальона и артиллеристов, попавших под главный удар врага. Но Роман, произведший эти нехитрые наблюдения, отнесся к этому достаточно спокойно – кому-то сегодня не повезло, на то и война. Главное, сам цел остался, да и товарища из беды вытащил. Хотя, конечно, подумать на будущее есть о чем – немецкие танковые войска и военно-воздушные силы подкинули довольно много неприятных тем для размышлений.
* * *
Надо сказать, что немцы вообще оказались мастаками на всякие пакости, и их танки с самолетами не были тут каким-то исключением. Взять хотя бы тот самый первый бой на шоссе, который теперь, с высоты приобретенного с тех пор опыта, Роман воспринимал как исключительно легкий и удачный, всякий раз вспоминая о нем с какой-то теплотой. Тогда все обошлось сравнительно легко – постреляли, и немцы отошли, а потом и вовсе уехали, как думал тогда Рома, да и остальные бойцы батальона.
Но все оказалось куда хуже – «германец» только попробовал на зуб советскую оборону и, убедившись, что с наскоку по шоссе не прорваться, тут же пошел в обход, явив таким образом свою пакостную натуру во всей красе. Так что уже на следующий день, прямо с утра пораньше, Марченко в полной мере ощутил на себе прелести маневренной войны – стрельба, причем довольно интенсивная, раздалась довольно далеко к югу от шоссе, именно в той стороне, куда с вечера удалялся гул немецких моторов. Впрочем, вспыхнувшая у соседей перестрелка смолкла довольно быстро, так же внезапно, как и началась. Тогда это показалось хорошим знаком – отбили супостата и там. Однако еще через полчаса перестрелка вспыхнула вновь, причем уже значительно восточнее, практически в тылу их собственных позиций. Это было уже подозрительно.
А вскоре тревожные признаки надвигающихся неприятностей повалили как из ведра, а взыгравший было после вчерашнего успеха боевой дух красноармейцев стал стремительно падать. И слухи, вертящиеся вокруг слов «прорвались» и «окружают», играли тут не последнюю роль. Чем там в итоге закончился немецкий маневр, Рома так и не выяснил, но со своих позиций у шоссе их батальон и прикрывавшие его артиллеристы снялись еще до обеда. При этом опять, как всегда таинственно и бесследно, исчезла полевая кухня.
Вот так они и отступали с тех пор, периодически окапываясь на каком-то рубеже, чтобы отразить атаки напиравшего противника. Иногда получалось, иногда нет, как в том случае с танками. А бывало так, что коварный враг и вовсе их игнорировал, предпочитая наступать где-то в другом месте. Но что характерно, даже если немцы не стремились их атаковать или им удавалось отбиться, задержаться на одном месте, не говоря уж о том, чтобы перейти в наступление, все равно не получалось. Батальон Марченко, как и вся 189-я стрелковая дивизия, постепенно уменьшаясь в размерах, неуклонно отходил все дальше на восток, оказавшись в конце концов в непосредственной близости от Днепра и столицы Советской Украины. Вот тут-то все очень резко изменилось.
Во-первых, появилось первое пополнение, состоявшее из призванных уже после начала войны запасников, во-вторых, новые части и резервы. Их дивизия теперь входила в только что сформированную 37-ю армию, перед которой была поставлена задача отстоять Киев любой ценой. Наконец, в-третьих – советские войска перешли в наступление. Вернее, попытались. И с тех пор наступали постоянно, ежедневно атакуя передовые позиции 6-й полевой армии немцев. Начавшееся утро не было исключением.
После завтрака, состоявшего из набившей оскомину пшенки, заговорила артиллерия, и бойцы, зло косясь в сторону видневшихся немецких позиций, стали готовиться к очередной атаке. Ромка не спеша протирал и чистил свою СВТ – время еще есть, а позаботиться об оружии никогда не вредно. Потому, наверное, «светка», почитавшаяся всеми без исключения солдатами и младшими командирами, с которыми Марченко доводилось иметь дело, как крайне капризная и ненадежная вещь и не оправдывала своей репутации. За все минувшие бои винтовка ни разу не подвела его, била точно и безотказно, словно в насмешку над всеми скептиками, сулившими Ромке множество неприятных неожиданностей от этой «капризной девки».
Роман как раз закончил сборку винтовки, когда торопливо пробежавший по позициям лейтенант предупредил о скором начале атаки. Марченко только кивнул – война как-то быстро отменила казавшуюся незыблемой необходимость вскакивать и тянуться перед начальством. А через несколько минут взмывшая в небо ракета возвестила своим бледно-красным светом о начале новой атаки. Артиллерия смолкла, а над полем покатился вал криков «урааа!», «вперед!» и «за Родину, за Сталина!». И множество фигурок в светло-зеленой форме, пропитанной потом и покрытой пылью, покинув свои окопы, казавшиеся теперь такими удобными и безопасными, устремились вперед через открытое пространство, постепенно сливаясь в одну сплошную волну. Казалось: эта орущая масса, ощетинившаяся штыками, сметет все на своем пути, втопчет в землю любого, кто осмелится ей противостоять. Но немцы не собирались грудью встречать напирающих красноармейцев – заговорила артиллерия и среди наступающих стали один за другим вставать фонтаны разрывов.
Вслед за гаубицами, открывшими заградительный огонь, включились в начавшийся концерт немецкие минометы и станковые пулеметы, густо засеивая ничейное пространство пулями и осколками. Казавшийся неодолимым, порыв советской пехоты разбился о стену свинца и стали. Огневой шквал разметал первую волну атакующих, заставив остальных залечь, ища малейшие укрытия на перепаханном и обожженном взрывами поле.
Ромке искать укрытия не пришлось, он его занял заранее. Как говорится, кто предупрежден – тот вооружен. Атаки по подобному сценарию с незначительными вариациями проходили уже третью неделю. Немцев, видимо, все устраивало, так как позиции свои они удерживали до сих пор и менять что-либо не стремились. Советское командование вряд ли было довольно, но менять почему-то тоже ничего не пыталось, ограничиваясь тем, что регулярно подбрасывало атакующим частям подкрепления. А вот Ромке такой подход не нравился, так что уже на третий день после начала советских контратак он начал постепенно улучшать свою личную тактику наступления.
К текущему моменту наступление «по Марченко» выглядело так: после сигнала к атаке выскочить из окопов не первым, но и не последним, затем бежать со средней скоростью, постепенно забирая вправо. Бежать следовало не быстро, чтобы не запыхаться, но и не медленно, чтобы не отстать от общей массы атакующих бойцов и не попасться на глаза бдительным командирам. Смещение вправо также имело под собой глубокий смысл – там, примерно в двухстах пятидесяти метрах от линии советских окопов, находилась неприметная, но довольно глубокая рытвина, плохо просматриваемая со стороны немцев. По этой канаве, заросшей репейником и прочим бурьяном почти в рост человека, можно было сравнительно безопасно преодолеть еще метров сто в сторону противника. В сумме это составляло уже где-то половину расстояния до вражеских окопов. К тому времени как Ромка и остальные бойцы отделения, которым он командовал вот уже две недели, добегали до конца промоины, советская атака, как правило, уже захлебывалась под сосредоточенным огнем немецкой пехоты и артиллерии, после чего следовало постепенное отступление на исходные позиции под непрекращающимся вражеским обстрелом.