Все-таки опыт – великая вещь! Отступление к стратегической промоине с бурьянами прошло быстро и организованно, как по нотам. Вскочив в спасительную ямку одним из последних, Марченко обернулся, чтобы оценить общую обстановку. Даже беглый осмотр подтвердил, что ситуация безрадостная – красноармейцы бежали через открытое пространство, разделяющее советские и немецкие окопы, под огнем немецкой артиллерии. Немецкая контратака увенчалась полным успехом, едва начавшись. Единственным положительным моментом было отсутствие на сей раз вражеского пулеметного огня, по-видимому, немецкие пулеметчики еще не успели занять свои отвоеванные позиции, а стрелять вдогонку отступающим абы как, просто примостив пулемет на бруствере, посчитали излишним. Тем не менее затягивать свое пребывание на нейтральной полосе явно не стоило, так что, поправив засунутую за пояс трофейную гранату и кинув еще один взгляд на вновь занимавших свои окопы немцев, Роман развернулся и, пригибаясь, припустил по знакомой тропинке за своими бойцами.
К некоторому удивлению Марченко, все бойцы его отделения дисциплинированно поджидали его у другого конца канавы и лишь после того, как Рома на бегу махнул им рукой – дескать, проходим, не задерживаемся, – продолжили отступление. До родных окопов оставалось всего ничего и ефрейтор уже начал верить, что и этот день закончится вполне благополучно, когда молчавшие доселе немецкие пулеметчики решили напомнить о себе. Вдогонку немногочисленным бойцам, отступающим последними, загрохотали длинные очереди.
Внезапному толчку в правое бедро Рома поначалу не придал никакого значения – мало ли что там могло быть, может, камешек какой из-под сапог впереди бегущего вылетел неудачно… Но уже на следующем шаге нога подломилась, заставив Марченко с размаху зарыться носом в истоптанную луговую траву. Попытка подняться и рывком преодолеть два десятка метров, отделяющие его от спасительного окопа, ни к чему хорошему не привела, отозвавшись к тому же нешуточной болью. Перекатившись на бок и едва бросив взгляд на ногу, которая подвела в самый неподходящий момент, Роман тут же сделал неутешительный вывод: добегался!
Нога болела, а штанина быстро напитывалась кровью – рана явно была серьезной. Однако помирать в шаге от спасения не хотелось совершенно, так что, сжав зубы, Марченко довольно шустро пополз к своим. Сашка и еще какой-то боец не из его отделения помогли преодолеть последние метры и перетащили ефрейтора через бруствер, после чего началась десятиминутная возня с перевязкой. Лишь после этого Роман наконец-то вздохнул спокойно – кажется, пронесло!
Перемазавшийся кровью Сашка шмыгнул носом:
– Как же так, дядь Ром?
Роман, полулежавший на дне окопа, попытался пожать плечами, получилось не очень.
– Не повезло. Ничего, еще оклемаюсь.
После чего подмигнул расстроенному земляку:
– Вот вернусь, тогда и довоюем.
* * *
Вспоминая теперь тот разговор, Марченко только вздыхал. На войне никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Кто ж мог тогда знать, что такое досадное и практически случайное ранение окажется в итоге удачей? Из всего отделения ранен в тот раз был только сам Роман – казалось бы, не пофартило. Но в итоге Марченко со своей простреленной ногой оказался на госпитальной койке в тихой и далекой от военных тревог и опасностей Пензе, а остальные бойцы его отделения, как и все прочие военнослужащие 189-й стрелковой дивизии РККА, очутились в киевском котле. Вот такие дела…
Так что теперь Ромка отлеживался в глубоком тылу, гулял, опираясь на палку, по коридорам госпиталя, еще недавно бывшего районной больницей, и активно впитывал поступающую со всех сторон информацию, стараясь понять, что же может ожидать его в ближайшем будущем. Собственно, больше и заняться-то было нечем, так как выход в город был ему пока не по силам, а в самом госпитале всерьез увлечься было решительно нечем – режимс, как говорил Ромкин лечащий врач – занятный старичок в старомодном пенсне. Так что оставалось только чтение газет (свежих и не очень), выслушивание регулярно передаваемых по радио сводок Совинформбюро да бесконечные разговоры с соседями по палате и прочими товарищами по несчастью.
Вот и сейчас Роман аккуратно сложил газету недельной давности, чудом еще не отправившуюся на самокрутки, и отлепился от стены, собираясь покинуть гостеприимную лавочку во дворе, под навесом, и переместиться в более теплую и комфортабельную палату, чтобы продолжить там начатое еще с утра обсуждение текущего положения на фронтах. Но осуществить эти благие намерения ему не дали. Выскочивший на крыльцо, словно черт из-под печки, седоватый старшина, исполнявший в госпитале обязанности завхоза, крутанулся на месте, видимо, стремясь осмотреть весь горизонт разом, и, заметив Ромку, целеустремленно направился к нему.
Марченко при виде приближающегося старшины надулся, как среда на пятницу. И было от чего. Этот пожилой и заслуженный работник армейского тыла, которого в госпитале все называли не иначе как «дядя Федя», был большим любителем эксплуатировать всевозможные полезные навыки оказавшихся на излечении бойцов. И Рома, бывший до войны электриком, сполна испытал на себе последствия этого его пристрастия. Как старшина умудрялся добиваться от в общем-то не подчиненных ему раненых выполнения своих «просьб» – это отдельный разговор. Достаточно сказать, что популярности дяде Феде это не добавляло, так что реакция Романа была вполне объяснимой, но старшину это не смутило.
– Аа, Марченко, вот ты где!
Роман, нарочито кряхтя, уставился на старшину, как на врага народа:
– Надо что-то? Опять, что ли, проводка барахлит? Так тут я не помощник, все, что мог, уже сделал. Да и вообще, не могу я на одной ноге на табуретке в темном коридоре отплясывать и пальцы в провода под напряжением совать!
– Да не суетись ты, нормально все с проводкой – хорошо починил. А сплясать тебе все равно придется! – Тут старшина хитро прищурился, наблюдая в глазах собеседника недоумение, смешанное с изрядной долей недоверия, и с загадочным видом извлек из кармана гимнастерки сложенный вдвое конверт. – Письмо тебе пришло, так что пляши.
– Тьфу ты! От кого письмо хоть?
– А я почем знаю? Не смотрел я – Марченко и Марченко, а там уж сам разбирайся. Так что, будешь плясать?
– В другой раз как-нибудь. Давай уже сюда, что ли.
Чуть ли не вырвав конверт из рук ухмыляющегося старшины и проводив его удаляющуюся спину не вполне дружелюбным взглядом, Ромка пробормотал себе под нос:
– Как же! Я на твоей могилке спляшу, когда ты в следующий раз проводку без меня чинить полезешь! – после чего жадно впился взглядом в ровные чернильные строчки и на четверть часа погрузился в чтение, практически выпав из реальности. Затем вновь откинулся на бревенчатую стену госпиталя, заменявшую спинку лавки, и задумчиво протянул:
– Дааа, делаа.
Причины для удивления у Марченко действительно были, причем веские. Начать хотя бы с того, что письмо пришло из Нижнего Тагила! Про данный населенный пункт Роман, как ни напрягался, так и не смог вспомнить ничего конкретного (и это несмотря на твердую четверку, которую он имел в школе по географии!). Так что волей-неволей приходилось пока полагаться только на сведения, изложенные в самом письме. А сведения были еще те!
