И тут случилось то, чего я ну никак не ожидал, и что намертво приковало меня к окулярам бинокля. Я увидел, как дверь с начерченным на ней чёрным крестом, вдруг приоткрылась и…
Из подъезда жилого дома вышли на улицу два человека. К сожалению, бинокль не позволял рассмотреть, были ли это мужчины или женщины. Но точно не дети. Едва покинув подъезд, они, беспрестанно озираясь по сторонам, короткими перебежками скользили между зданиями. В руках у обеих человеческих фигурок было что-то похожее на обыкновенное металлическое ведро. Я застыл, боясь, что рука с биноклем вдруг дёрнется, и я потеряю этих двух из виду. Я заворожённо глядел, как две фигурки пробежали метров триста от подъезда, из которого вышли, до какого-то небольшого канала. Там они набрали в вёдра воду и тем же маршрутом устремились обратно. Благополучно добежав до своего подъезда, они поспешили затворить металлическую входную дверь. На всё про всё у них ушло минут пять-семь. Пронаблюдав за закрытой дверью с крестом ещё с минуту, я наконец сделал над собой усилие и оторвался-таки от окуляров.
Я устремился вниз по лестнице, готовый ещё не добежав до выхода из вышки, заорать во всё горло: «Там люди!» Чуть дважды не упав на лестнице, я выскочил в холл первого этажа. Свет фонаря судорожно бегал по белым стенам, нащупывая входную дверь. Наконец, та была найдена, и я, ослеплённый ярким солнцем, выскочил из здания. Сломя голову я бежал к лагерю, и ещё не добежав до палаток, завопил:
– There are people in the city!
[6]
Там люди, люди живые в Питере, – что было мочи, вопил я.
…Господин Богелюнд распорядился послать в Питер три бронированных джипа с солдатами альянса, а также и Клопа с Гошей – русскоговорящих бойцов, необходимых для ориентирования альянсовцев в незнакомом им городе незнакомой страны и контакта с выжившими. На случай, если потребуется переводчик (связующее звено между бойцами альянса и нашими эфэсбэшниками), я тоже был определён в состав мобильной группы. Солдаты альянса были прекрасно экипированы всем необходимым для ведения боевых действий, ведь не было никаких гарантий, что загнанные в условия экстремального выживания люди, места возможного обитания которых я наблюдал в бинокль, не настроены воинственно. Нашей мобильной группе было поставлено задание вступить в контакт с местным населением, разузнать необходимую информацию о текущем положении дел в городе, о том, когда сдались последние рубежи кольца обороны вокруг города, а также выяснить, покинули ли афганцы пределы Санкт-Петербурга или же передохли они под воздействием «Возмездия».
Около двух дня мы выехали. Первый раз в жизни мне довелось быть пассажиром такого вот бронированного военного Хаммера натовского образца, которые мне доводилось раньше лишь наблюдать по телевизору в репортажах про американские военные кампании в Ираке и Афганистане. Серьёзная, надо сказать, машина! Прекрасные ходовые характеристики, четырёхмиллиметровая броня, в крыше люки для автоматчиков, а в одном из трёх джипов на крыше было оборудовано пулемётное гнездо. В специальных отсеках в салоне джипа было такое количество боеприпасов, что, казалось, во время боевых операций против вооружённого лишь стрелковым оружием противника, из такого «танка» можно было бы отстреливаться чуть ли не сутки! Ко всему прочему, джипы были оборудованы и портативными радиостанциями, так что у нас была постоянная связь с лагерем в независимости от ландшафта местности. Говоря по-простому, сидя в такой машине среди четырёх, до зубов вооружённых бравых парней, чувствуешь себя весьма уверенно. В машине, в которой ехал я, было, как и в остальных, четыре человека. Наш броневик ехал первым в колонне. На переднем пассажирском сиденье ехал Гоша, читая уже изрядно проржавевшие перекосившиеся указатели и подсказывая дорогу водителю. Я же впервые за долгое время был пассажиром и сидел сзади, рядом с норвежским солдатом, по внешнему виду – моим ровесником. Во втором джипе – четыре матёрых, переживших оборону «линии жизни» скандинавских бойца. Замыкал колонну броневик, в котором помимо трёх альянсовцев ехал и Клоп. Через минут пятнадцать по расчищенной вчера грейдером дороге мы благополучно добрались до КАДа. Но вот чтобы проехать по Пулковскому шоссе под самой кольцевой магистралью, водителю первого Хаммера пришлось изрядно потолкать массивным стальным бампером остовы искорёженных машин и останки оборонительных сооружений. Проехав чуть более двух километров от КАДа в сторону центра, мы свернули на Дунайский проспект. Нам совершенно ни к чему было углубляться далеко в центр, а сперва лишь нужно было разведать обстановку в окраинных, спальных районах. Тем более что кресты, начерченные на дверях подъездов, попадались в мои окуляры преимущественно в этих краях – наиболее обозримых с той диспетчерской вышки в силу их наибольшей близости и не закрытости другими объектами. И высматриваемые нами зловещие кресты не заставили себя долго ждать. Практически сразу после того, как мы пересекли по Дунайскому проспекту Московское шоссе, по правую сторону дороги нам в глаза бросился элитный некогда жилой дом, совсем современной постройки. На массивной серой двери подъезда был намалёван подобный рассмотренным мною в бинокль чёрный крест. Наша колонна по моей просьбе свернула с проспекта, дабы по бордюрам и газонам подъехать непосредственно к подъезду. В столь загадочной и явно неспокойной обстановке выходить из машин было бы слишком рискованно, да и зачем, когда громадные броневики с лёгкостью преодолевали столь несложные для них неровности под колёсами. Ещё на подъезде к зданию в глаза нам бросились разбитые и настежь распахнутые окна первого этажа и следы крови на кирпичах под окнами. Я, честно сказать, несколько мандражировал от чувства неизвестности, хотя на то пока, казалось, и не было поводов: четыре миллиметра брони едва ли делали нас досягаемыми даже для самых лютых афганцев. Да и о каких афганцах в принципе могла идти речь, когда на улице был день, и ярко светило солнце. Три наших бронированных Хаммера подъехали вплотную к подъезду. Остановившись, все начали всматриваться в окна как первого, так и остальных этажей, пытаться уловить всевозможные детали, не совсем понятные нам пока что мелочи, коими изобиловали теперь эти лютые места. Но первостепенной нашей задачей, конечно же, было пообщаться с живыми людьми, в одиночестве вот уже с полгода как непонятным нам образом умудряющимися выживать в этих жутких каменных джунглях, по всей видимости, просто кишащих афганцами.
В нашем броневике был громкоговоритель, в простонародье называемый чаще «матюгальником». Я предложил использовать его. Гоша с идеей согласился, так как вряд ли тем самым мы могли как-то усугубить обстановку, ну а для привлечения внимания – как-раз самое то! Я взял подвешенный под потолком на пружинистом проводе микрофон и, удерживая большую красную кнопку в торце увесистой штуковины, заговорил: «Люди, кто меня слышит, отзовитесь! Мы – представители российских и европейских военных организаций. Наша цель – узнать от вас обстановку в городе, помогите нам, подойдите к машинам. Метод уничтожения афганцев найден, мы планомерно будем вычищать от нежити километр за километром с севера на юг, с востока на запад. Скоро всё это кончится, весь этот кошмар, но нам необходима ваша помощь!» Я отпустил кнопку.
– Подождём… – предложил я.
