– Сам напросился! – зло ответил Норманн.
Подошел к ближайшему прилавку и принялся спокойно снимать куртку и рубашку. Аккуратно сложив одежду, положил сверху крестик, амурчика и гривну. Глупая случайность может дорого обойтись, на теле ничего нельзя оставлять. Собравшаяся толпа притихла, некоторые даже опустили глаза, тонкая кожица на синюшных шрамах говорила о недавних тяжелых ранах. Юноша развел плечи, сделал несколько глубоких вдохов и пошел на своего противника. Инер презрительно сплюнул и нанес прямой удар правой. Норманн сделал внутренний уклон с нырком под руку и от души вмазал в открытый правый бок. Громко хрястнули ребра. Можно было ударить локтем, но тогда бы убил дуралея, без вариантов. Не глядя на поверженного противника, впрочем, зрители и друзья еще на что-то надеялись, подхватил носком сапога стоящий у прилавка табурет, подбросил его и в прыжке с разворотом ударил пяткой. Толпа пораженно охнула, а деревянные обломки разлетелись по мостовой. Это не бравада, хотя Норманн не чурался покрасоваться да показать себя, он всего лишь предупредил.
– Слышь, мурман, а ведь ты уложил первого бойца Новгорода! – уважительно сказал дородный купец.
– Я его не вызывал, самому захотелось, – безразлично ответил парень. – Теперь полежит с месяцок.
– Да нет! Он крепкий, завтра снова пойдет на торг парней задирать.
– Я ему все ребра сломал, месяц кровью будет харкать.
– Всю грудь одним ударом?!
– Бить надо один раз, иначе получишь сдачи.
Купец бочком, бочком и бегом бросился в толпу разносить невероятное известие. Это ж надо ж, одним ударом человеку все кости переломать! А Норманн спокойно оделся и, стараясь не смотреть в глаза восхищенных женщин, продолжил свой променад по торгу. Впрочем, далеко уйти не удалось, шагов через десять его тормознул Рокко.
– Синьор, постойте, синьор! Мы завтра возвращаемся домой! Синьор Ахилл просил вас набрать воинов.
– Сколько надо?
– На ваше усмотрение, но не больше сотни.
– А лодки? В затоне осталась только одна.
– Выг уже сторговался с корабелами на три ладьи.
– Зачем три? Сотню и на одной можно разместить.
– Мы еще лошадей возьмем.
– Не понял, что значит – еще? Мы уже купили лошадей и сейчас добавим или будем покупать?
– Верховые, два десятка, пасутся у Подпорожья, да крестьянских три десятка там же.
– А кормить их чем? Зима на носу! Передохнут!
– Все закуплено – и корм, и скотина, и птица. Ты не волнуйся, у синьора Ахилла в Болонье большое хозяйство… – С последними словами Рокко осекся, утер невольно выступившие слезы и огорченно закончил: – Я пошел, надо вещи собирать.
Норманн развернулся к воротам и начал вспоминать лица главарей ватажек. Большинство выглядело обычными разбойниками, и дело не в уродливых шрамах, а в неуловимой манере поведения. От них как бы «пахло» смертельной опасностью, готовностью в любой момент схватиться за оружие и нанести разящий удар. Может, именно по этой причине он и избегал проходить вдоль правой стороны городской стены. Были еще «почитатели», которые регулярно с ним тренировались и откровенно напрашивались в дружину. Но то молодняк, который предстоит учить и учить, и не факт, что родители позволят им уйти из дома. А беглых добровольцев не возьмет, зачем ему портить отношения со слободскими, по жизни не раз сюда вернется.
У городской стены сразу направился к одному из главарей, который запомнился своей улыбчивостью.
– Здравствуй, воин, я дружину собираю.
– Нет, мы из корабельных, в дружину не пойдем. Ты пройди далее, там Дидык со своими людьми как раз для тебя.
– А что так? Неумелых мне не надо.
– Костромские они, корабельному бою не обучены, все лето у стены прокуковали.
Норманн не успел сделать и десяти шагов, как навстречу вышел сухопарый воин.
– Покажи крест! Мы к язычникам не пойдем!
Пришлось расстегивать ворот и показывать крестик.
– Мать русская, – указывая на гривну, заметил Дидык. – А отец?
– Тоже русский.
– Говор у тебя чужой, на торгу говорят, в примаках был.
– Строиться начал на берегу Онеги. – Норманн не стал развивать тему своего прошлого.
– А церковь есть?
– Ничего нет, говорю же, только строиться начал. Но по весне заложим, обещаю.
– Зимой победствуем. Да ладно! Сюда мы зазря пришли, чужие всем, купцы нос воротят, бояре и близко не подходят.
– А что так?
– Я был воеводой у боярина Сопеги, в конце зимы пришли вятские с татарами. Не отбились, боярин погиб, а боярыню с детишками к отцу привезли.
– Почему у него не остались?
– Выгнал из Городца, винил в трусости и неумении. Вот сгоряча и ушли в Новгород, да лишними оказались.
– Сколько вас?
– Тридцать семь осталось, все при лошадях, только в залоге они, мы с боем вырывались, а боярыня из казны ничего не дала.
– Показывай своих. – Норманн двинулся к стене.
– Здесь не все – кто на промысле, кто в работниках, жить-кормиться как-то надо.
– Мы завтра на рассвете уходим. Успеешь собрать?
– Если сговоримся, то к восходу солнца придем в указанное место.
– Что хочешь?
– Живем за твой счет, с набега десятая часть наша.
– Договорились. Теперь второй вопрос: мне воинов надо вдвое больше. Кого присоветуешь?
– Почему меня спрашиваешь?
– А кто воевода? – усмехнулся Норманн. – Спрос с тебя, ты и набирай. К тому же все лето здесь стоишь.
– Я бы взял вон тех. – И указал на маленькую группу, что стояла поодаль остальных.
– А чего они чуть ли не на луг ушли?
– Беглые, вот и опасаются людских глаз.
– Что натворили? Воров и насильников мне не надо.
– Пусть их сотник сам расскажет, а ты решишь.
Дидык подал беглецам условный знак, и вскоре перед Норманном стоял седоусый воин по имени Нерль.
– Не побоишься против княжьей воли пойти и беглых к себе на службу взять? – спросил сотник, прямо глядя в глаза.
– Я сам по себе, мне князья не указ.
– Тогда слушай, раз такой смелый, мы люди боярина Жирослава.
– Что замолк, продолжай.
– Ты что, ничего не знаешь?
– Я похож на гадалку? Рассказывай!
– Боярин Водовик силой увел и обесчестил жену Жирослава. За то наш боярин собрал дружину и пожег имение поганца.
– Правильно, – поддержал Норманн. – И я так поступил бы на его месте, вдобавок и голову срубил бы.
