– Только князь Юрий Михайлович рассудил иначе. Жирослава на плаху, а нас объявил ворами.
– Почему в Новгород бежали?
– Новгород да Псков, больше некуда, здешние бояре не очень-то чтут указы чужих князей.
– Сколько вас?
– Двадцать восемь, все безоружны.
– Что так?
– Распродали через вторые руки, в город идти боязно, а зима на носу.
– До восхода солнца соберетесь?
– Чего собираться, мы тут в лесу, в землянке живем.
Норманн дал беглому сотнику золотую монетку, что досталась от Войко, затем отсчитал Дидыку деньги на выкуп лошадей и уже собрался идти в слободу, но тут его остановила группа степенных сорокалетних воинов.
– Зовут меня Шушун, слышали, ты себе дружину набираешь.
– Это правда, а вы кто будете?
– Десятники корабельных дружин купца Воробья Завидовича.
– Почему решили ко мне переметнуться?
– Да не переметнуться, – поморщился старший, – купец уж три года как сгинул, а наследники в Москву перебрались.
– Непривычные мы внаем уходить, – выступил вперед низкорослый крепыш. – Раньше сами выбирали.
– Детей пора в люди выводить, – продолжил старший, – а здесь только опытных берут.
– Сколько вас?
– Все одиннадцать здесь. Бери, не пожалеешь, мы видели твои драккары и бились с ними не раз.
– Что скажешь, Дидык? Под твоим началом будут.
– Я про них плохих слов не слышал.
Знающие в корабельных сражениях толк воины Норманну, безусловно, нужны. Послали за Выгом и пошли к монаху подписывать договор, за исключением беглого сотника, подпись за него поставит Дидык.
Руслан поспешил в слободу, по дороге пытаясь сформулировать мысль, возникшую после услышанной истории о боярине Жирославе. На Руси, как и в Европе, были пограничные укрепления, но внутри княжеств никакого подобия замков не допускалось. Имения бояр ограждались, но и только, и причиной этого служила сильная рука сюзерена. Боярин вправе уйти к любому князю, но, получив удел, обязывался безропотно исполнять его волю. Не нравится – уходи, а за своеволие одна кара – смерть. О справедливости Норманн не думал: если ее нет в двадцать первом веке, то откуда ей взяться в четырнадцатом. На лужайке у затона, где утром оставался только один драккар, появились три ладьи, а плотники заканчивали сооружение сходен. «Лошадей заводить», – сразу догадался парень. Вокруг тусовалась молодежь, прознавшая о скором расставании.
– Рус, забери меня с собой! – тут же заявил Нил. – Хочу воином стать!
– И я! И я! И я! – послышался со всех сторон разноголосый гомон.
– Всех заберу! – И прервав радостный крик, продолжил: – Если вас родители отпустят.
– Пошли, пошли, пошли, – начали наперебой звать молодые добровольцы.
Обход за родительским благословением прояснил еще одну деталь современной жизни. Что в богатых домах, что в бедных, – все только приветствовали желание забрать ребенка в дружину. И причина была не в воинственном воспитании, а в прагматике жизни. Норманн забирал лишнего, которому в предстоящей жизни предстояло самому заботиться о собственном благополучии. Вызывало улыбку и «сарафанное радио», если в первых домах визит с чадом встречали недоуменным вопросом, то вскоре гостей ожидали у ворот с радушной улыбкой.
Глава 6
Неожиданные встречи
Флот прошел мимо городской стены с первыми лучами солнца. Лошадей завели еще накануне, а будущая дружина пришла задолго до рассвета. Юные добровольцы вообще с вечера остались на ладьях, видимо, опасались проспать или просто было невтерпеж. Причем количество новиков увеличилось. На лугу дожидались почти три десятка добровольцев вместе с отцами, которые благословили своих чад на ратные подвиги. Порадовали новгородские корабельные десятники, пришедшие с семьями, где у всех оказались вполне взрослые сыновья. Вот оружие вызывало вопросы. Всевозможные варианты пик, сулиц, топоров, луков, арбалетов и мечей. Столь же разномастно выглядели средства защиты, где приоритет был за кожаным доспехом, у некоторых с нашитыми железными кольцами или пластинами. Собственно, и Норманну купили нечто напоминающее пальто с нашитыми кожаными полосками трехсантиметровой толщины. Броня надевалась как бронежилет с завязочками по бокам и разрезами спереди и сзади для удобства бега или верховой езды. Боевые сапоги совсем не понравились, тяжеленные, со стальными накладками по голени и ступне. Позавтракав, Норманн начал тормошить Ахилла:
– Ты почему меня заранее не предупредил о дне отхода? Собирались как пожарники по тревоге.
– Накладка случилась, вчера в Новгород пришел караван с венецианскими товарами.
– Чего испугался? Или цены держал малые?
– Цены здесь ни при чем, распродал я ваше стекло за очень большие деньги.
– Стекло не «ваше», а «наше». Я на него имею прав не больше твоего.
– Я другое имел в виду, оно из твоего времени. Разоблачат меня земляки, сразу. Не хотел неприятностей.
– Ты же из Болоньи, они из Венеции. Если и были в твоем городе, то дальше базара не ходили.
– Хочешь сказать, что на Руси и в твое время так живут?
– Да при чем здесь «так живут»?
– Сейчас на севере только два города, Венеция и Генуя, а в Болонье живут ткачи, ткут шелковые ткани.
– У вас есть шелкопряд?
– Не засыпай меня глупыми вопросами. Нить привозят из Сирии. И говорят совсем на другом языке.
– На латыни?
– Не смешно. Ты хорошо понимаешь этот русский язык?
– Ну да, въехал в проблему. Здесь я примак из Норвегии, а тебя сразу на площадь.
– Какая площадь! Прямиком в пыточную! Я даже имени дожа не знаю!
– Прости, Ахилл, все мы попали в одну глубокую задницу.
– Ладно, слушай хорошие новости. Золота и серебра я взял не очень-то и много, и только на вес. Монеты сам сделаешь.
– Ерунда, за зиму сделаю машинку, любой пацан сможет чеканить.
– Здесь должен быть доверенный человек. Деньги – серьезный вопрос, нельзя подходить к нему так легкомысленно.
– Понял, вместе подыщем кандидатуру.
– С местной знати и купцов добрал натурой – людьми, скотиной, едой и прочими полезными вещами.
– Руслан Артурович Нормашов стал рабовладельцем! – засмеялся Норманн.
– Не бедные, я бы так сказал. С людьми Ганзы я договорился о приеме тебя в союз.
– Зачем?
– Так и будем сидеть в этом медвежьем углу? Надо выбираться в Европу, лучше в Испанию.
– Купил корабль – и плыви куда хочешь.
– Ага, и везде тебя примут как родного! Оберут и голову отрубят, чтоб не кричал!
