Городская сторона канала была сплошным причалом, вдоль которого плотно стояли баржи. На берегу плотной стеной протянулись амбары и лабазы. Все покупки он делал только вместе с Аграфеной. Ее присутствие сразу снижало цену. Наверное, были еще какие-то, неизвестные ему взаимоотношения между купцами. Как-то после покупки камней под фундамент кирпичного завода Аграфена показала на шестерых крепких парней и сказала:
– Забирай. Это был залог, а срок уже вышел.
Сергей Николаевич протянул ей три рубля.
– Нет, – засмеялась Аграфена, – только рубль.
Так он узнал, что купцы не могут владеть землей и людьми. Это была исключительная привилегия дворян. Промышленники получают землю под конкретное дело. Но на работу могут взять только вольных людей. Дворяне этим пользовались, отдавали крестьян как залог, а потом, пропустив все сроки, выкупали. Купец их не может себе забрать, а Сергей может.
– Аграфена, переговори с купцами, купи для меня всех заложников.
– Всех? – недоверчиво переспросила она.
– И просроченных, и тех, чей срок до августа, дворяне залог раньше сентябре вернуть не смогут, если вообще смогут.
– На всех у тебя денег не хватит.
– Переговори тихо, чтобы не успели догадаться и цену поднять. Мне еще дом надо купить каждому заложнику.
– Молодец, – засмеялась Аграфена, – быстро и правильно соображаешь, но денег у тебя не хватит, здесь больше сотни просроченных заложников.
– Жаль, на крестьян и дома я могу потрать только сто рублей.
– Дома тебе я куплю оптом, мне их почти даром отдадут и еще спасибо скажут. Спрос-то на дома будет к осени, а почему ты хочешь каждому парню дом купить?
– Дом для человека – всегда дом, и парни, помогая друг другу, свои дома быстро соберут. До осени обживут, а осенью дам каждому полтинник – они жен приведут.
Аграфена серьезно посмотрела на него:
– До этого и я бы не додумалась! За людей и дома ты заплатишь намного меньше, я обещаю.
Между городской стеной и кирпичным заводом быстро вырос пригород из ста четырнадцати домов. У Сергея изменился распорядок дня, времени на вечерние конные прогулки совсем не хватало. Только одно осталось неизменным: после обеда он целовал Аграфену и вел ее в спальню. Как-то во время уже ставшего традиционным чаепития она сказала:
– У меня для тебя подарок, – и показала на соседний дом, – я его купила тебе.
– Как только кирпичный завод будет готов, дом разберем и поставим кирпичный в два этажа.
– А с этим домом что делать будешь?
– В другом месте поставлю, будет в нем Оптико-механический завод.
Затем наклонился к Аграфене, куснул ее за ушко и нежно поцеловал:
– Спасибо!
Еще одно изменение распорядка: к концу дня к Сергею приезжала Аграфена. Кучер брал его коня, а они ехали вместе в один из домов на посиделки. И в доме Аграфены раз в неделю стали собираться гости. В такие вечера он оставался ночевать.
Вторая неожиданность произошла в июне. Кирпичный завод принимал вид завершенного здания, хотя строили его наоборот. Сначала поставили маленькую печь для обжига. Потом копали глину, обжигали кирпичи, и из этих кирпичей ставили стены. Когда появилось много рабочих, сделали большую печь, и строительство пошло быстрее. Своих парней Сергей разделил на десятки, назначил бригадиров и двух прорабов. Главными на стройке были гончар и каменщик, нанятые по протекции Аграфены. Планировалось, что это будущие руководители производства.
По случаю купил еще две семьи и решил поехать вместе с крестьянами. Надо проверить, как обустроились предыдущие три семейства. Аграфена напросилась поехать вместе с ним. Ей надо было собрать «разведданные» с полей и навестить две усадьбы. По ее словам, все по пути. Они переночуют в первой усадьбе, затем остановятся во второй. Там она останется, а Сереженька поедет на свои земли и через день вернется. Всего путешествие займет шесть дней.
Поехали на коляске Аграфены без кучера через неделю после переселенцев. На свои земли рассчитывал приехать одновременно с переселенцами. К месту первой ночевки приехали засветло. Встречать вышел пятидесятилетний помещик. В доме засуетились, все собрались вокруг стола. Гости приехали, будут разговоры и новости. Хотя про Сергея и его отношения с Аграфеной уже наслышаны. Приблизительно через полчаса пришла семидесятилетняя старушка и вдруг…
– Сережа, Сереженька! – она бросилась обнимать Сергея.
Сказать, что он опешил, – ничего не сказать, а старушка плакала и целовала его, радостно причитая:
– Внучек ты мой, кровинушка родная, наконец-то я тебя дождалась!
Зашевелились и разом заговорили присутствующие, вышел из ступора Сергей.
– Это Сереженька, внучек мой, сын Евдокии, ваш племянник и двоюродный брат! – обратилась старушка к присутствующим.
Начались охи да ахи, объятия и поцелуи. «Нет у меня здесь никаких родственников, нет и не может быть!» – тем временем думал он. Начал задавать уточняющие вопросы, пытаясь найти несоответствия. Дочь Алевтины Мефодиевны Грушевской – Евдокия Владимировна вышла замуж в Петербурге за Николая Сергеевича Алексеева. Приезжали в гости на следующий год после свадьбы и уехали дальше к родителям Николая Сергеевича, это в сторону Пензы.
– Но я не помню приезда своих родителей в это имение, – возразил Сергей.
– А я, Сереженька, никогда тебя и не видела, после ранения Николая Сергеевича отпустили со службы по здоровью, и вы уехали в Италию.
– Так я по-итальянски только buon giorno знаю. Испанский и французский – знаю, а итальянский нет.
– Правильно, вы сразу переехали во Францию, а потом в Испанию, вот письма, вот отпечаток твоей ладошки, я вам три раза деньги переводила, во Францию, Испанию и в Англию, потом получила сообщение, что в Англии и померли, от заразы какой-то.
– Как же вы меня узнать смогли?
– Смотрю – вылитый Николай, отец твой. И лицо, и рост, сразу догадалась, кого в дом Бог привел.
Самозванец в городе – это одно, самозваный родственник – это другое. Он не хотел быть самозваным родственником. С другой стороны, от него требовалось только иногда навещать выжившую из ума старушку да помочь ей деньгами и вниманием. Потратилась она, помогая своей дочери и зятю, надо вернуть долги, пусть и чужие. Что старушка выжила из ума, говорило опознание перстня. Не могла она раньше видеть этот перстень, сделанный в XX веке.
Следующий день ехали молча, Сергей тупо смотрел вперед, не желая ни говорить, ни думать. Так не бывает! Он уже более месяца в невероятной ситуации и даже начал обживаться. Надо решаться: или энергично войти в эту жизнь, или тихо сидеть в Тамбове. Переночевали у гостеприимных Мамоновых, а утром один поехал верхом на свои земли. Аграфена осталась его ждать. При нем говорили только о радости в доме Грушевских. Сергей, чтобы уйти от неприятной темы, взял несколько листов бумаги и нарисовал эскиз черепицы в нескольких проекциях. Бумаги отдал Аграфене, попросив напомнить, когда дом будут подводить под крышу.
