Парень щелкнул ногтем по глянцевой обложке ежемесячника, торчащего из кармана Вера.
— Сюда.
Огромный колодец, облицованный серым мрамором. Не колодец — целый бассейн. Поверхность воды изумрудная, непрозрачная. Грубоватые массивные статуи вокруг. В них больше варварского, нежели эллинского. Несомненно, Кельнская школа.
— Тебя интересует Колодец Нереиды.
— Странное название. Откуда оно пошло?
— Никто не знает. Говорят, на дне жила Нереида. И еще говорят: кто пьет воду из колодца, становится мудрее. Но жизнь мудреца убывает с каждым глотком. Поэтому люди не ходят к колодцу за водой…
Почему бы в самом деле не взять этого парня со светлыми, холодными, как лед, глазами и слишком уж тонкими чертами лица в проводники? Ведь кто-то нужен Веру.
— Ты знаешь дорогу?
— Трижды в месяц гуляю по этому маршруту. Парень залпом осушил кружку. На стенках медленно оседала пена. Хорошее пиво. И наверняка холодное. Вер облизнул губы. И поманил пальцем парнишку-официанта, хотя знал, что не сможет сделать ни единого глотка.
— Значит, завтра идем.
— Завтра, — бесцветным голосом повторил Вер. — Завтра — Календы. В Календы хорошо начинать дело. Хорошее начало прежде всего.
— Да уж, как дело начнется, так оно и пойдет, — подтвердил проводник.
На этот раз Вер подозвал хозяина. Тот подошел, несколько растерянный — верно, ожидал какой-то взбучки от странного гостя.
Но Вер лишь сиял с шеи висящую на шнурке серебряную фиалу и положил ее на широкую ладонь хозяина.
— Сохрани до моего возвращения. Вер повернулся к проводнику:
— Как тебя зовут?
— Магна.
Вер посмотрел на ее могучие плечи, обтянутые кожаной курткой. Не у каждого мужчины бывает такая мускулатура. Она заметила его недоумение и согнула руку в локте. Бицепсы вздулись буграми. Для мужчины лицо ее было слишком тонким, для женщины — грубым.
— Помоги мне подняться наверх, — попросил он. Она охотно подставила плечо. Не задавала глупых вопросов. И хорошо. Он сам их себе задаст. Магна сгрузила его на постель. Он лежал, тяжело дыша. Как будто это он волок ее вверх по лестнице, а не наоборот. Бок горел огнем. Проклятая опухоль нагло выпирала под шерстяной туникой. Опухоль пульсировала, и ткань колыхалась.
— Что-нибудь еще? — спросила Магна, отворачиваясь.
— Воды. Кувшин воды со льдом, — прохрипел Вер.
Она подала ему напиться. Он пил прямо из кувшина и прикладывал куски льда к боку, и боль немного утихла.
— Ты болен, — сказала Магна. Он отрицательно покачал головой. — Это не болезнь, это другое… завтра… мы пойдем… не беспокойся…
Клодия была влюблена в свой маленький уютный домик на Эсквилинском холме. С какой тщательностью она стаскивала сюда драгоценные приобретения! Гладиаторша обожала старинные вещицы: глиняную, покрытую красной глазурью посуду, серебряные кубки — из тех, что были сделаны еще в Первом Тысячелетии, их часто находят во время раскопок Помпеи и Геркуланума. Еще она обожала мраморные бюсты той поры с их характерной, почти карикатурной достоверностью и легкой небрежностью в проработке деталей. Скульпторы как будто торопились, опасаясь, что очередной заказчик не успеет расплатиться, сгинув в хаосе междоусобиц. Это было время великой смуты. Императоры гибли от мечей собственных солдат, а варвары стояли у порога Империи. Многие из могущественных прежде родов исчезли на пороге нового тысячелетия так теряется в пустыне многоводная река, не в силах сопротивляться нестерпимому жару солнца. Светило Первого тысячелетия звалось тиранией. Теперь бюсты никому не известных людей заполнили антикварные лавки, не интересуя никого, кроме фанатиков, помешанных на древних вещицах.
В доме у Клодии было три бюста. Один изображал величавого человека лет сорока с открытым и дерзким лицом, с коротко остриженной бородкой и печальными усталыми глазами. Клодия называла его Аристократом. Возможно, он был последним в своем роду и сознавал, что некому передать роскошную виллу, бронзовые доски с выбитыми на них именами и груду посмертных масок знаменитых предков. Наверняка он относился к этому почти равнодушно и давным-давно оставил завещание в пользу своего вольноотпущенника, по совместительству любовника и управляющего. Но все равно тайная тоска грызла его сердце и навсегда застыла в продольной морщинке на лбу. Второй бюст принадлежал поразительно красивой молодой женщине с волнистыми волосами, спускающимися спереди и закрывающими уши, а сзади собранными в узел. Клодия именовала ее Гетерой или Красавицей — в зависимости от настроения. Было что-то дерзкое, бесстыдное в улыбке ее полных, красиво очерченных губ. Но если смотреть на лицо в профиль, смотрящего охватывала нестерпимая грусть. Третьим был мужчина в расцвете лет с тонким лицом, удлиненным короткой раздвоенной бородкой. Неизвестный скульптор, умерший тысячу лет назад, не стал накручивать на плечи мужчины вычурные складки, а лишь слегка обозначил резцом ткань простой туники. За аскетичность наряда Клодия именовала неизвестного Философом. На первый взгляд казалось, что этот красивый и изнеженный тип вряд ли интересовался каким-либо учением. Ну разве что учением Эпикура. Но что-то в разрезе глаз, в изломе тонких ироничных губ подсказывало Клодии, что она выбрала для своего мраморного друга верное имя. Мысленно она так и называла их: «Мои друзья!» Когда она входила в атрий и видела эту троицу рядом с ларарием, Клодия радовалась, будто друзья встречали ее в пустом доме.
Сегодня Клодия решила зайти в антикварную лавку и купить четвертый бюст. Она уже присмотрела в прошлое посещение мраморную голову молодого человека, которого мысленно окрестила «воином». Его лицо не блистало умом, но даже в мраморе оно сохраняло живость черт. Сейчас воин выхватит меч и кинется в атаку. Но не было меча. И рук тоже не было. Даже мраморных. Клодии нравился такой тип людей. В тридцать в них продолжает бить веселье и дерзость юности, в сорок они по-прежнему способны на безрассудство. Женщины этого типа до старости сохраняют красоту. Мужчины обаятельны даже в семьдесят. Впрочем, в мраморе сопротивляться напору времени гораздо проще, нежели в обличье из плоти.
— Если моего солдата кто-нибудь купил, я разнесу эту дерьмовую лавку, клянусь Геркулесом, — пробормотала Клодия, входя.
Внутри маленькой лавчонки царил полумрак. Падающий сквозь узорные решетки солнечный свет высвечивал густые рои пылинок. Мраморные бюсты стояли плотными рядами, как легионеры в шеренге, ожидая атаки. Лучшие, как и положено, впереди. Гладкие, холеные, с надменными лицами. Первая когорта. Задние прятались за их спинами, пытаясь скрыть сколотые куски драпировок. Здесь встречались детские портреты императоров, лишенные носов и губ, изображения их любовниц и любовников, и бронзовые, утратившие стеклянные глаза головы каких-то стариков и старух.
Хозяин, узнав Клодию, кинулся навстречу.
