– С твоего разрешения. – Посол взял трубку.
– Человек, который живёт в покоях Августы, – это Элий. Наш агент сумел его засечь. Он почему-то прячется. Но что это бывший Цезарь – несомненно.
«Бенит меня убьёт», – посол против воли улыбнулся, вешая трубку.
– Что-нибудь важное? – Августа нахмурилась – почуяла неладное.
– Ерунда. Мелочь. – Посол опустил голову, потому что дурацкая улыбка вновь растягивала губы. «Так вот какова твоя игра…» Раздражение ушло, как вода в песок.
– Твоё право. Августа, следовать, куда ты пожелаешь, – сказал вслух.
Нет сомнения, что Бенит вскоре узнает о возвращении Элия. Но он узнает это не от посла в Готии.
Глава 24
Июльские игры 1976 года
«Согласно последним опросам общественного мнения, диктатора Бенита поддерживает восемьдесят девять процентов граждан Великого Рима. Да здравствует ВОЖДЬ!»
«Те люди, что надели траурные тоги, протестуя таким образом против избрания Бенита диктатором, демонстрируют миру лишь свою недальновидность».
«Акта диурна», 6-й день до Нон июля
[64]
Гет проснулся. Предчувствие встревожило. Во сне мелькнуло видение крадущихся фигур. Вот они пересекают двор, вот в недвижной глади бассейна отражаются их тёмные силуэты. Стоящий на пороге гвардеец, не вскрикнув, валится на плиты нумидийского мрамора. Кто привёл в Палатинский дворец неведомых гостей, кто отворил дверь? Неважно. Они крадутся по галереям, пересекают залы. Мраморные статуи провожают их взглядами нарисованных глаз. Гвардеец, расхаживающий по пустынной галерее, сейчас падёт от их руки. Ну почему он не видит этой чёрной скользящей тени, почему?!
– Постум! – догадался Гет и вскинул плоскую голову. Стрелой вылетел в галерею. Стоящий на часах преторианец глянул в недоумении на огромного змея.
– Они пришли! Они здесь! Постум! – выкрикнул Гет, и огромное пёстрое тело заскользило по полу.
Авл Домиций, не спрашивая ни о чем, побежал следом. Но они были слишком далеко. Ну почему, почему Гет не ночевал сегодня в комнате императора. Ясно почему – остался на кухне пожрать дольше обычного, а спальня императора далеко…
Гет ударился всем телом в дверь детской. Одетые в чёрное фигуры метнулись в стороны. Он кинулся на них. Сбил одного с ног. Второй замахнулся мечом. Все, конец – решил Гет. Но тут неведомый боец – не гвардеец, другой – ринулся на убийцу. Он был стремителен, он был быстрее всех. Меч его сверкнул лунной дорожкой, и лунное серебро затмилось дымящимся кармином. В сумраке спальни мелькали тени. Неясные, быстрые, волчьи силуэты. Воплощение смерти – неопределённое ядовитое ничто. Они кидались на смелого защитника с яростью воистину звериной, кидались и отлетали прочь.
У колыбели, крыльями раскинув руки, застыла женская фигура. Её лицо мелькнуло белым дрожащим пятном.
– Они пришли его убить! – прошипел Гет. Кормилица и сама знала это. Потому и нависла над малышом, защищая. Гет кинулся к кровати. Убийца топал следом. Женщина отлетела в сторону, ударилась о стену. Гет выхватил ребёнка из колыбели. Меч убийцы проткнул пурпурный матрасик. Пух взметнулся белым снежным облачком. И тут меж Гетом и убийцей вновь возник таинственный заступник. Меч сверкнул и погас под красной струёю крови. Постум проснулся и заплакал. Гет постарался заслонить своей плоской головой происходящее от глаз крошечного императора. Как будто малыш мог понять, что означают эти красные брызги на полу и стене.
– Не смотри, – шептал он. – Только не смотри.
Но смотреть было уже не на что. Убийцы кинулись вон из спальни. Грохотали калиги гвардейцев в коридорах. Возня человеческих тел, чей-то предсмертный вскрик. Удаляющийся топот – напрасная попытка спастись последнего незваного гостя.
– Я обещал Элию охранять ребёнка, сказал спаситель. И Гет наконец его узнал.
– Логос, не уходи! – взмолился он. – Я же гений. Если я умру, я умру навсегда.
– Если понадобится, я вновь приду. Вер шагнул к окну. И исчез. Гет знал, что он улетел. Но не видел, как он это сделал. Постум плакал навзрыд.
Бенита разбудили посреди ночи и доложили о покушении. Он сначала не понял, потом пришёл в ярость. Покушение устроила Криспина – больше некому. Идиотка, какая идиотка! Теперь противники все свалят на Бенита. Бенита непременно замажут. Больше других будет стараться Флакк и его продажный вестник. Скажут:
«У диктатора родился сын, и Бенит решил убрать императора». А Бениту малыш-император пока совершенно не мешает. У диктатора достаточно других сильных и подлых соперников. Нужно было посеять сомнение, чтобы в удобный момент им воспользоваться. Криспина могла ему в этом услужить. Вместо этого она решила идти напролом. Что теперь делать? Остаётся одно – отдать Криспину на растерзание. Сама виновата, дурёха.
Диктатор вызвал к себе Курция. Бенит клялся всеми богами, что убийц накажут по заслугам. Он брызгал слюной, вращал налитыми кровью глазами. Курций верил, что Бенит был искренен в своём гневе.
– Найти заказчика будет несложно, – сказал Курций. – Двое задержаны. Один уже даёт показания.
Он глянул Бениту прямо в глаза. Смутится? Испугается? Но тот лишь ещё больше взъярился.
– Никому пощады! Никому! Я лично прослежу.
«Криспина, – подумал Курций. – Нет сомнения, это Криспина. Глупая телка!»
«Курций сейчас, конечно, будет торжествовать, – думал Бенит. – Но он заплатит за своё торжество. И очень скоро».
Бенит вызвал к себе Норму Галликан. Вызвал, но она не пришла. Он послал за нею во второй раз. Опять не явилась. В третий раз её привели исполнители.
Она была раздражена, как будто это она была диктаторшей, а Бенит её подчинённым. На неё не произвели впечатление ни огромный таблин Бенита, ни пурпурный наряд диктатора. Она без приглашения уселась на стул и закурила.
– Для тебя не писаны законы? – спросил он зло.
– Я не признаю тебя за правителя, – отвечала она. – Твой приход к власти незаконен. Но раз уж встретились, давай поговорим. Я выскажу все, что думаю о твоих нелепых теоретических изысках и о твоих смехотворных проектах.
Бенит опешил. Так с ним разговаривала только Летиция. Но там – спятившая от горя девчонка, вообразившая, что её защитит один титул Августы. А здесь взрослая женщина. Впрочем, бабы не умнеют с годами.
– Что ты бормочешь? – он со всеми был одинаково «вежлив», и с исполнителями, и с сенаторами, и с женщинами, как с гвардейцами. – Сенат признал меня. Рим признал меня. Ты видела данные опросов? Восемьдесят девять процентов поддерживают меня.
– А Элий бы не поддержал. Упоминание этого имени привело Бенита в ярость.
– Твой Элий – слюнявый идиот, который ничего не понимал в политике. И ты не понимаешь. А повторяешь лишь глупости, которые тебе внушили.
