Выбора и впрямь не было, поэтому пришлось наконец оставить
разговоры и взяться за дело. Распахнув ворота пошире и закрепив в пазу факел,
де Сейгаль и Лиза выкатывали из погреба бочонок за бочонком и спускали их по
наклонному ходу, очевидно, для этой цели и устроенному. Бочонков, казалось,
было бессчетное количество, и у Лизы уже голова пошла кругом от этой
однообразной, тяжелой работы. Она впала в какое-то оцепенение, почти
бессознательно выкатывая все новые и новые бочонки, которые, подпрыгивая на
выбоинах, весело катились вниз, громко ударяясь в стены и в бока своих
предшественников. И даже мысль, что, загромождая подземный коридор, они с
графом закрывают себе последний путь к спасению, если, храни боже, не найдут
другого выхода из этого погреба, не могла нарушить ее оцепенения. Вдобавок
некоторые бочонки разбились от удара, и теперь в подземелье витал крепкий запах
рома, от которого у Лизы то и дело заплетались ноги и все плыло перед глазами.
Время шло, и она уже как-то даже подзабыла, зачем это они с
графом трудятся здесь, как два муравья. Ей чудилось, что она до конца жизни
обречена перекатывать бочонки в подземелье, как вдруг ликующий вопль прервал
этот сон наяву.
– Выход! – кричал граф. – Благодарю тебя, господи! Й-я-аа-а!
Мы спасены!
С трудом разогнув ноющую спину и не сдержав мучительного
стона, Лиза недоверчиво уставилась на де Сейгаля, который, потрясая факелом,
выделывал немыслимые антраша перед точно такими же воротами, как те, через
которые они с Лизою выкатывали бочонки. Разница была только в том, что на них
не висел тяжелый замок.
Лиза так измучилась, что даже громко радоваться не могла.
Плюхнувшись на один из двух последних бочонков, стоявших в самом углу, она
слабо улыбнулась, глядя на безудержный восторг графа.
Впрочем, через минуту выяснилось, что радость была
преждевременной: ворота оказались надежно заперты снаружи.
* * *
Они били в ворота кулаками, пинали их; пытались процарапать
хоть малую щелочку, но только совсем сломали стилет графа, а пистолет был
брошен где-то у входа и погребен под грудою бочонков. Впрочем, все равно он был
незаряжен, да и от заряженного какой прок? Разве что застрелиться в отчаянии!
В конце концов силы у обоих окончательно иссякли. Опустившись
прямо на стылые камни, долго сидели в бездумном молчании.
– Да… – наконец протянул граф. – Есть хочется. Сейчас было
бы неплохо отведать раков.
– Что? – буркнула Лиза. – Почему вдруг?
– Видите, накануне моего рождения матушке вдруг донельзя
захотелось раков. И по сю пору я до них большой охотник.
– А-а… – промямлила Лиза в ответ, и вновь воцарилось тяжелое
молчание, пока граф не нарушил его.
– В моей жизни существуют три вещи, отчасти
взаимозаменяемые: любовь, еда и беседа. Ну, есть здесь нечего, беседовать вы
тоже вроде бы не расположены. Может быть, немножко любви?
Он вяло рассмеялся, когда Лиза шарахнулась от него:
– Да полно! Я сегодня тоже как-то… что-то не совсем. Вот
диковина! Это я-то – вечно алчущий новой добычи! М-да… Любви, значит, тоже не
будет. Одно радует: от жажды мы тут не помрем. И смерть наша будет очень
веселой.
Внезапно он умолк и приподнялся, тревожно принюхиваясь.
Лиза тоже вдохнула воздух поглубже и поняла, что их смерть,
пожалуй, будет не очень веселой: из подземного коридора отчетливо тянуло дымом.
– Что это? – спросила, не желая верить своей догадке, и
вновь придвинулась к графу.
Он рассеянно обнял ее за плечи:
– Дым, моя последняя любовь!
Лиза возмущенно покосилась на него, но тут же сникла.
Наверное, и его можно назвать ее последней любовью… Или, точнее, последним
любовником.
– Дым? Это значит, пожар подбирается к нам?
– Боюсь, что так, – хрипло промолвил граф, и в голосе его
прозвучала полная безнадежность. – Очевидно, ром из разбитых бочонков добежал
до того коридора, в котором бушует пожар, и теперь огонь идет к нам.
– Вы хотите сказать, что ром загорелся?! – недоверчиво
воскликнула Лиза. – Но ведь он жидкий!
– Дитя! – вздохнул граф. – Вы даже пуншу не пробовали?
Теперь уж и не… – Он смолк, спохватившись, но Лизе и так все стало ясно.
– Господи! – взмолилась она в смертной тоске. – Да что же он
горит и горит, этот пожар? Там ведь только земля да камни, чему полыхать-то?!
– Ну не совсем. Кругом стоят деревянные крепи. Кроме того,
вы хоть представляете, где мы находимся?
– Возможно, я ошибаюсь, но кажется, в подземелье, – собрав
последние остатки язвительности, промолвила Лиза.
Ответный смешок графа прозвучал весьма жалко:
– Это не просто подземелье, а катакомбы святой Присциллы.
Веков этак шесть или семь назад здесь от гонителей-язычников скрывались
христианские мученики. Я читал, что они покрывали стены своих подземных убежищ
особым составом: смесью сосновой смолы, серы и еще какого-то дьявольского
зелья, чтобы мгновенно сжечь всех и вся, если преследователи ворвутся в
катакомбы.
– Да полно! – с досадою отвернулась от него Лиза. – Тому вон
сколько лет минуло!
– Правильно, – кивнул де Сейгаль. – Должен признаться, что
я, как химик, не раз пытался восстановить утраченный секрет этого состава, но
мне не удалось. Я даже не очень-то верил, что мне удастся сегодня разжечь
огонь, но явно недооценил умов наших предшественников, обитателей сих катакомб:
действие их снадобья воистину неподвластно времени.
Лизе показалось, что она ослышалась. Она медленно
повернулась к графу:
– Что?.. Что вы сказали? Так это вы устроили пожар?!
– Да, – пожал плечами де Сейгаль, и впервые в голосе его
зазвучало подобие смущения. – Видите ли, я хотел чем-то отвлечь внимание
стражников, чтобы проникнуть в главный зал подземелья, и мне это удалось…
Однако я, кажется, немного не рассчитал.
* * *
Лиза беспомощно смотрела на него.
Господи Иисусе Христе! Да в своем ли уме этот человек?
Выходит, он спас ее только для того, чтобы вскорости предать мучительной
смерти? Вдобавок за компанию с собою!
