Теперь граф покраснел; в изменчивом лунном свете лицо его
сделалось сине-багровым, как у висельника. Сначала Лизе показалось, что его или
удар хватит, или он накинется на нее с кулаками. Граф сдержался, и все-таки
понадобилось некоторое время, чтобы он овладел собой.
Скрестив на груди руки, де Сейгаль устремил на Лизу
уничтожающий взор и высокомерно произнес:
– Ты оскорбила художника! Но себе ты принесла значительно
больший вред. Знаешь ли ты, что такое мемуары великого человека? Это источник
бесценных свидетельств времени для будущих историков! Так вот, не сомневайся:
история семнадцатого века, написанная моей рукою, будет избавлена от упоминания
твоего имени!
[18]
Вслед за этим он повернулся и ушел, не удостоив Лизу даже
прощальным словом. И все время, пока его шаги таяли в лабиринте улиц, она
сидела на траве, не зная, то ли плакать, то ли смеяться, то ли умолять графа не
бросать ее одну в незнакомом месте.
Глава 12
Святой Франциск, покровитель птиц
Разумеется, Лиза его не окликнула; скорее язык бы себе
откусила, чем стала просить милости! Вдобавок, даже не признаваясь в этом себе
самой, она стыдилась тех непристойностей, каких наговорила ему в ярости. Вообще
нынешней ночью все самые низменные струны ее натуры звучали в полную мощь:
кинулась в объятия к незнакомому человеку, облаяла мессира Бетора (ну он хоть
стоил того!), потом – де Сейгаля… Лиза была страшно вспыльчива, но весьма
отходчива. Злость на графа исчезла так же быстро, как нагрянула. Все-таки
любовником он был великолепным. Только один человек в мире мог превзойти его!..
И благослови графа бог за ту настойчивость, с какой он волок ее по подземным
коридорам, спасая от огня… Однако сейчас его нет, и надо спасаться самой.
Лиза внимательно огляделась и, к своему изумлению, узнала
место, где находилась. Это была юго-западная часть Рима, вся, от базилики
Иоанна Лютеранского и святого креста в Иерусалиме, включая Эсквилинскую и
Вилиенальскую горы, между которыми стоит базилика Марии Великой, и до самого
Квиринала, представлявшая собою один громадный, на несколько верст, пустырь, по
которому тянулись не улицы с домами, а проездные дороги меж высоких каменных
стен, заслонявших горизонт с обеих сторон. Где дорога поднималась в гору, можно
было из-за высоких стен разглядеть при луне виноградники, уводящие в
необозримую даль, огороды и вовсе запущенные поля, по которым там и сям из
зелени кустарника высились темные груды античных развалин.
Лиза нехотя поднялась с мягкой, молоденькой травки, ласково
погладила ее на прощание и смело углубилась в глухие, темные окраинные
закоулки, совершенно не представляя, куда идти, но надеясь на удачу. Ту самую
удачу, которая и прежде выводила ее из самых запутанных дебрей и самых страшных
передряг. Пожалуй, своей верою в Фортуну она не очень отличалась от графа де
Сейгаля.
Начался город. Широкие мостовые сменялись глухими закоулками
и тупиками; колоссальные дворцы чередовались с лачугами. Лиза шла и шла, с
наслаждением вдыхая прохладный ночной воздух и восхищенно поглядывая на чистое
звездное небо, бездумно поворачивая, когда поворачивала улица, выбирая из двух
переулков всегда левый, потому что именно в левом коридоре подземелья им с
графом удалось скрыться от огня. Хотя звезды незаметно померкли, а небо
посветлело, не замечала времени и не чувствовала усталости. И даже удивилась,
когда вдали наконец замаячила темная громада собора Святого Петра с одиноким
светлым окном там, где горела лампада. Отсюда уже совсем просто было найти
дорогу домой.
Чем ближе подходила Лиза, тем выше вырастал собор, заслоняя
собою, казалось, весь мир. Он олицетворял в ее глазах невыносимую тяжесть –
никаких надежд, никакой жалости. «Сколько ночных ужасов должно селиться вокруг
этих стен?» – подумала Лиза. И хотя было уже скорее утро, чем ночь, она зябко
поежилась от смутного страха, торопливо пересекая широкую площадь перед
собором.
Миновала ее почти всю, как вдруг опустила глаза и с
изумлением уставилась на свои быстро мелькающие ноги, обутые в шелковые
туфельки, вчера в полдень бывшие золотыми, теперь изорванные в клочья и
потерявшие свои пышные розы. Туфельки были почти невесомы, шла она легко,
однако по мостовой катилось гулкое эхо шагов, куда более тяжелых и
стремительных, чем ее собственные.
Ничего не понимая, Лиза обернулась и на миг замерла, увидев
высокую мужскую фигуру, торопливо пересекавшую площадь, стараясь при этом
производить как можно меньше шума. Но его выдавало эхо…
* * *
Мгновение Лизе казалось, что это граф одумался и все-таки
решил проводить ее до дому, пусть и украдкою, но почти сразу она поняла, что
ошиблась. Де Сейгаль был высок, этот человек еще выше, шире в плечах –
настоящий великан! Она видела только темные очертания его фигуры в блеклом
свете занимающегося утра и подумала, что, возможно, он не имеет к ней никакого
отношения, просто ранний прохожий, но в наклоне его головы, в размашистой, как
бы приседающей походке, в слишком длинных, ухватистых руках было что-то такое,
отчего Лизу как будто кнутом хлестнули по спине. И кнут этот назывался – ужас.
Она захлебнулась криком, рвавшимся из горла, и метнулась в
первый же переулок. Господи, за ссорою с графом она и думать забыла о людях,
пленницей которых была совсем недавно! Наверное, кому-то все же удалось
спастись из подземелья и нечаянно ли, намеренно ли напасть на ее след. Она
знала, что ее преследует не случайный охотник за приключениями: всем телом
чувствовала опасность, исходящую от него, как животное чует нацеленное оружие.
И сейчас по кривым, полуосвещенным, сдавленным высокими домами улочкам, которые
казались закоулками убийц, Лиза летела почти так же быстро, как по коридорам
катакомб.
Вот именно – почти… Совсем скоро, на углу двух узких улиц,
она почувствовала на своих обнаженных плечах его дыхание и, отчаянно взвизгнув,
метнулась к широкой двери почерневшего от времени и дождей двухэтажного дома.
«А если дверь заперта?!» Лиза ударилась в нее всем телом и с
размаху ввалилась в обширное темное помещение, нечто среднее между прихожей и
сараем. Вверх вела лестница ступеней в тридцать, и Лиза взлетела по ней, но
вместо второго этажа выскочила в широкий двор, огороженный стенами домов.
Она бы удивилась, будь у нее время удивляться, но сейчас
надо было спасать жизнь, и Лиза кинулась вперед.
В стене темнела ниша, в которой стояла статуя святого
Франциска – во весь рост, аляповатой работы и раскрашенная, как восковая кукла.
