Все они были одеты, как и Лиза, по-гречески, но даже это
одинаковое платье не могло скрыть удивительных различий меж ними.
Хлоя, украдкою улыбнувшаяся Лизе, выглядела так, словно и
родилась в этой юбке и рубашке. При дневном свете она была еще милее, чем вчера
вечером! Низенькая седая толстушка лет пятидесяти, с добродушным пухленьким
личиком, которому она тщилась придать выражение суровой надменности, смотрелась
ряженой. Лиза поняла, что это и есть Яганна Стефановна, которая так
неприветливо встретила ее вчера. Тем более что толстушка суетливо подскочила к
ней и ткнула в бок железным перстом, прошипев:
– Чего уставилась! Кланяйся, деревенщина неотесанная!
Поклон, очевидно, предназначался третьей женщине, сидевшей у
борта и пристально смотревшей на Лизу. У нее были округлые черные брови,
высокий лоб и прямой нос над своевольными, поджатыми губами маленького рта.
Красота ее состояла в больших черных глазах под бледными, слегка нависшими
веками; глаза смотрели на Лизу с таким проницательным выражением, словно бы эта
совсем еще молодая женщина не сомневалась в своем праве заглянуть в глубь чужой
души. Ощущение беспредельной, властной уверенности в себе излучала вся ее
статная фигура; и окажись она облаченной в шелк, бархат ли, в одеяние
крестьянки, монашескую рясу или лохмотья нищенки, улыбнись, разгневайся или
зарыдай – ничто не смогло бы изменить или скрыть этой царственной осанки, этого
властного выражения лица.
О, Лиза склонилась бы пред нею с охотою, когда б не
назойливые хлопоты фрау Шмидт! Но не только в том была заминка. Еще год тому
назад, не замешкавшись, она согнулась бы в земном поклоне, а сейчас вдруг
показалась себе чем-то вроде одной из маленьких служаночек, которые трепетали
пред нею в Хатырша-Сарае, – вечно униженные, вечно испуганные, вечно готовые
пасть ниц…
Внезапная волна оскорбленной гордости поднялась в ней. Она
отвыкла от подобного обращения! Ведь она была почти султаншею! Брат крымского
хана искал ее любви. И вообще она ведь – о господи, совсем позабыла, и
вспомянуть недосуг! – она ведь не из последних, что по отцу, что по мужу!
Едва не захлебнувшись горечью от этой мысли, Лиза
выпрямилась, впервые осознав, что если и не происхождение, то сама жизнь за
последние два года позволяет ей прямо и открыто глядеть в надменные черные
глаза.
Откуда-то сбоку подступил высокий мужчина, одетый как
крестьянин, но с красивым, породистым лицом, и сказал, словно почуяв, какой
угрозой наполнился воздух:
– Извольте же представиться ее сиятельству!
Впрочем, голос его был не злобен. Лиза узнала его. Это был
тот человек, который привез их с Хлоей на фелуку и которого фрау Шмидт называла
графом Петром Федоровичем.
Ее сиятельство! И граф! Прелюбопытнейшая же собралась
компания на борту сей обшарпанной фелуки… Ну что ж, сейчас к ним присоединится
еще одна титулованная особа.
Лиза снисходительно присела в некоем подобии реверанса,
вздернула подбородок и, безразлично глядя в бесконечную, ослепительно синюю
даль, произнесла:
– Я княжна Елизавета Измайлова.
Бог весть что должно было свершиться при этих словах! Лиза
бы не удивилась, если бы в нее прямо тут вонзилась молния. Однако холодные
черные глаза молодой дамы вдруг просияли улыбкою, она вскочила, схватила за
руки остолбеневшую от собственной смелости Лизу и ласково сжала их.
– Какое славное имя! Оно хорошо известно семейству моей
матушки! Дед ваш, княжна, был с предком моим при Азове, покрыл себя славою под
Полтавою, отец ваш ходил с Минихом на Перекоп… Счастлива видеть вас, милая,
счастлива оказать вам свое покровительство. Будем же знакомы: княгиня
Августа-Елизавета Дараган! – И она от души расцеловала Лизу в обе щеки.
* * *
Право же, упоминание имени князей Измайловых сотворило чудо!
На месте недоверия и настороженности вспыхнула искорка взаимной приязни,
которую раздул в настоящий костер попутный ветер, стремительно несущий фелуку
кругом берегов Греции, направляя к Италии.
Княгиня Августа Дараган поведала о себе немногое. Дочь
весьма богатых и знатных, особенно по линии матери, родителей, она была рождена
вне брака, и препятствия к свершению оного не исчезли и теперь. Желая оберечь
девочку от враждебности многочисленных и влиятельных родственников, ее в раннем
детстве отправили под присмотром двух воспитателей, фрау Яганны Шмидт и герра
Дитцеля, за границу. Они жили во Франции, затем в Италии – во Флоренции и
Венеции – и вот наконец вынуждены были перебраться в Грецию, на Эвбею, в
маленький городок Кориатос, в котором почти не бывали османы. Августа вскользь
обмолвилась, что недоброжелательность родственников по-прежнему преследовала
ее…
Это было два года назад. К тому времени средства молодой
княгини были изрядно истощены, потому что гонец, который являлся раз в год и
исправно доставлял из России суммы на ее содержание, на сей раз непоправимо
запаздывал. Им был граф Петр Федорович Соколов. Позднее выяснилось, что он
подвергся в пути нападению и принужден был изменить привычному маршруту.
Спасаясь от преследователей, которых никак не мог сбить со следа, претерпев
множество опасностей, израненный и больной, граф добрался со своим грузом до
Скироса, где и был укрыт семьей крестьянина Спиридона Мавродаки. Графу пришлось
открыться ему, просить помощи для изгнанницы и взять с него клятву сохранить
происшедшее втайне.
Ему повезло, ибо мать приютившего его крестьянина была
русская полонянка, бежавшая из османской неволи. Греческий рыбак подобрал ее и
женился на ней. Сын их Спиридон с детства впитал священную любовь к России, так
что помогать русским было для него неукоснительным долгом. Прибрежные крестьяне
издавна дружили с контрабандистами, те и доставили на Эвбею графа, едва он
немного оправился, вместе с дочерью Спиридона, которая была любимицей бабушки,
а потому изрядно знала по-русски. Она возбудила доверие молодой княгини и была
взята ею в услужение. У Августы давно уже зрела мысль перебраться из османской
Греции вновь в Италию, чтобы затеряться в самом сердце католической Папской
республики – многолюдном и шумном Риме, изменив притом фамилию. Граф предпринял
путешествие в Вечный город, снял укромную виллу на тихой улочке. Наконец была
нанята крепкая фелука, которая и зашла на Скирос, чтобы принять на борт Хлою,
прощавшуюся с семьей, Лизу – неожиданную находку, и тяжелый сундук с
сокровищами, чуть не стоившими жизни отважному графу, который отныне должен был
оставаться в распоряжении княгини Дараган…
