Дирижабль шел уже на совсем небольшой высоте – низ гондолы отделяло от поверхности всего метров сорок-пятьдесят и детали медленно проплывавших подо мной объектов были прекрасно различимы. Вот привратная башня, на плоской крыше которой установлено что-то типа зенитной пушки на поворотной турели. Судя по непривычно большому калибру заканчивающегося раструбом ствола, она предназначалась для стрельбы крупной шрапнелью по летающим ящерам. Разумно! Скорее всего, это самое эффективное решение при доступных противнику ресурсах. Вообще все виденные мной до сих пор сооружения Метрополии – дороги, заводы, поселения или вот проплывающие сейчас внизу жилые дома, выполненные из гладких досок или кирпича, носили несмываемый отпечаток немецкого порядка и педантичности. Также очень заметно было, что город строился не сам по себе, а по заранее разработанному плану – очень уж прямолинейную планировку он имел. Широкие дороги, дома, площади и скверы складывались при просмотре сверху в геометрически правильные фигуры. Деревянные большей частью жилые здания, в основном двух– и трехэтажные, с классическими черепичными крышами и расписными стенами, производили впечатление скопированных с какой-то средневековой гравюры. Именно так, по замыслу проектировщиков города, должны выглядеть традиционные немецкие жилища. Разнообразие, видимо, не поощрялось.
Еще ближе к центру (дирижабль обходил его чуть стороной, так что все было прекрасно видно) располагался административный комплекс, построенный из кирпича и даже, кажется, бетона, явно с замашкой на имперский стиль. Что-то типа этого, только побольше, рисовал заморозивший в себе талант великого архитектора ради еще более великой цели Гитлер на планах послевоенного строительства рейха. У нас, к счастью, эти планы так и остались на бумаге, вызывая насмешки своей нарочитой грандиозностью, а здесь, как видно, решили претворить их в жизнь.
Производственных силенок, правда, пока у местного рейха маловато, поэтому для меня впечатления эти строения не произвели, выглядя, скорее, карикатурно. Но воображение родившихся уже здесь и никогда не видевших даже обычного земного провинциального городишка они наверняка должны были поражать.
Впереди-слева показалось большое ровное поле, на котором уже примостились на ночной отдых три сигарообразных «близнеца» нашего воздушного судна, и дирижабль, медленно входя в последний разворот, пошел на посадку. А чуть дальше ограждения аэродрома высились две скалы, между которыми торчала, блестя свежей краской в лучах заходящего солнца, носовая часть большого корабля. Не воздушного, а вполне даже морского. Кроме носа, никаких других элементов конструкции судна в расщелине не наблюдалось. Ясно – это памятник первым колонистам, попавшим сюда более сотни лет назад. А остальной корабль, видимо, «съела» местная промышленность, использовав в качестве искусственного «месторождения» железа. Что наверняка было для нее немалым подспорьем. Вот же повезло гадам!
Сразу после посадки меня, под усиленной охраной, вытащили по трапу наружу и повели куда-то прочь от дирижабля, вокруг которого уже сновал обслуживающий персонал, на этот раз состоявший исключительно из лиц «арийской национальности». Ни «диких», ни «гномов» среди них уже не наблюдалось. Метрополия, понятно… Быстро двигаться из-за сковывавших ноги цепей я не мог, поэтому успел в подробностях осмотреть дирижабль снаружи, а также наземное оборудование.
Припасы к кораблю подвозились ручными тележками, которые загружались в сотне метров от посадочной площадки с подъезжавших по рельсам ручных же дрезин. На одну такую меня и усадили. Прямо на клепаный железный пол, усыпанный всяким мусором. Несколько минут езды, и мы прибыли на самую натуральную железнодорожную станцию. Тут как раз разгружался состав с топливом для дирижаблей.
Меня провели подземным переходом на другую платформу, где под парами ожидал поезд из всего одного пассажирского вагона, сиротливо пристроившегося позади локомотива. «Тепло встречают, – пытался подбодрить я себя. – Личный поезд вон подогнали!» На этот раз поездка в вагоне антикварного вида заняла около десяти минут. Впрочем, попыхивающий густым дымом паровоз никуда не спешил, выдавая от силы километров двадцать в час. В окне вагона медленно вырастало массивное длиннющее здание с куполом, на котором развивался огромный флаг со свастикой. Чем-то оно мне казалось знакомым, особенно гигантский каменный орел, выбитый на фронтоне над главным входом… Я решил нарушить неукоснительно соблюдавшееся до того обеими сторонами молчание:
– Что это за здание?
Майор, не отходивший от драгоценного пленника ни на шаг и не проронивший с момента посадки ни единого слова, процедил сквозь зубы, даже не удостоив меня взгляда:
– Имперская Канцелярия!
* * *
Как ни странно, по прибытии меня провели не на допрос к местному фюреру, кто бы он ни был, и не в пыточную камеру, чего я более всего опасался, а во вполне нормальный, можно даже сказать, гостиничный номер. Только установленная на небольшом окне прочная решетка немного портила идиллию. Застеленная человеческой простыней (впервые за все время моего пребывания тут!) кровать, стул и стол, намертво, правда, вделанные в пол. Однако! Дверь в стене вела в душевую, там же наличествовал и унитаз. Охренеть! А главное – все освещалось электрическими лампами! Я уже начал было забывать о подобных благах цивилизации и по аналогии с поселениями Древних ожидал увидеть нечто похожее на их жилища, только немного посолиднее. А тут…
– Отдыхайте! – по-прежнему не глядя на меня, приказал тоже зашедший в номер майор, пока его подручные освобождали мои конечности от цепей. – Идите в душ, скоро вам принесут ужин.
И направился к двери. Лишь на пороге, не оборачиваясь, пробурчал:
– Завтра вас примет Канцлер!
Ну Канцлер так Канцлер… Какая разница! А майор, кажется, недоволен решением начальства! На его роже явственно читалось, что лично он предпочел бы пыточную… Интересно, почему Канцлер решил начать знакомство с пленником «по-хорошему»? Надеется на добровольное сотрудничество? Но я же, по их «понятиям», недочеловек! Или в таких случаях допускаются исключения?
Когда я вышел из душа, на столе уже был сервирован ужин. Мясо, что-то типа пшеничной каши, хлеб и вино. Ножа, правда, не дали, но трехзубая вилка имелась. Причем как бы не серебряная! Насытившись, долго стоял у окна с бокалом вина в руке, рассматривая неплохо освещенный фонарями ночной город. Темное, с едва светящимся пятном естественного спутника (второй еще не взошел), небо изредка перечеркивали зигзаги прожекторных лучей. Неужели птеродактили и по ночам пошаливают? Странно…
* * *
…Массивная деревянная дверь с начищенной медной ручкой с тихим щелчком захлопнулась сзади, и я в сопровождении двух конвоиров оказался в кабинете. Первое, что бросилось в глаза, – огромный парадный портрет Гитлера, занимавший почти всю стену напротив. Фюрер гордо позировал в серой шинели, в непременной повязке со свастикой повыше локтя и в форменной фуражке на фоне развевающегося нацистского флага. Пересекавшие картину и золоченую раму многочисленные трещинки и общая потертость свидетельствовали о том, что это, несомненно, оригинал родом из того еще рейха. Художник был явно мастером – фюрер выглядел очень натурально, почти живым. Особенно глаза… Невозможно было оторвать взгляд от них…
