Он погладил мое запястье.
– Егор, давай сразу договоримся. Мы только соседи,
может, друзья, но не больше.
– Что может быть больше дружбы? Хотя ты, наверное,
права, лучше оставить все как есть, – как-то чересчур интимно
произнес он. – Слушай, все хотел тебя спросить, что у тебя вышло с Юркой?
– Отвечу вопросом на вопрос, можно?
– Валяй!
– Что бы ты сделал, если бы в доме твоей... женщины под
вами сломалась кровать?
Он фыркнул.
– А что сделал Юрка?
– Нет, скажи, что сделал бы ты?
– Это что, тест?
– Вроде того.
– Купил бы новую кровать, в чем проблема? Так что
Юрка-то сделал?
– Не буду ронять его в твоих глазах.
– Вот даже как! Ой, щиплет!
– Ничего, тебе не привыкать.
– Это правда. Что-то Виталий Маркович загулялся с
Себастьяном. А, между прочим, Юрка, по-моему, решил, что у нас с тобой роман.
– Пусть, мне не жалко.
– Ты его любила?
– Да нет, это было так... от одиночества...
Вернулся Виталий Маркович.
– Он хорошо погулял, все дела сделал, утром можно не
спешить на прогулку. Ладно, я вижу, ты под надежным присмотром, Егор.
– О да, но это не то, что вы подумали, Даша просто мой
друг.
– А я уж хотел спросить, не оставить ли Себастьяна на
площадке.
– Кошмар! – засмеялся Егор, – из-за
этого пса весь подъезд в курсе моей личной жизни.
Славный дядька ушел.
– Ладно, Егор, вроде все нормально, я пойду. Хорошо,
что завтра воскресенье.
– Спасибо, подруга, я рад, я очень рад, что у меня
такая соседка. Еще раз спасибо за все.
Он встал, чтобы меня проводить, и уже в прихожей вдруг
громко вскрикнул и схватился за меня.
– Что случилось?
Я на секунду даже подумала, что он притворяется, чтобы
все-таки затащить меня в постель, но мне тут же стало стыдно. Он побледнел, на
лбу выступил пот.
– Что, Егор, что?
– Спина! Старая травма... Прости... Боль жуткая...
– Егор, «скорую» вызвать?
– Да нет, они не помогут. Достань, пожалуйста... Хотя
нет, сперва я должен лечь... Помоги мне.
Я помогла ему дойти до кровати. Она была не слишком широкой
и ничем не напоминала ложе разврата, скорее какой-то одр, жесткий, как доска.
Он лег, едва сдерживая стон.
– Даш, пожалуйста, дай стакан воды. И достань из того
ящичка красные таблетки в баночке.
– Эти?
– Да... Ох черт, как не вовремя... Я должен ехать в
Инсбрук... Какая, к черту, поездка, плюну... Боль жуткая... Сволочи... Жалко,
ты им башку не разбила своей азалией...
– Егор, может, все-таки вызвать кого-то?
– Ночью? Нет. Завтра я позвоню своему другу, он
классный хирург... Ему свято верю, а пока... Ничего, сейчас полегчает, таблетки
сильные... Да, мне-то повезло с соседкой, а вот тебе с соседом...
– Ничего, бывает...
– Небось думаешь, а каково его бабам на таком жестком
ложе...
– Егор, поверь, я о твоих бабах вообще не думаю. И если
б ты о них меньше думал, жил бы спокойнее.
– Ты права, но... Ничего, время так быстро летит! Не
успею оглянуться, как уже старость, импотенция...
– Кто о чем, а вшивый о бане! Знаешь, мне недавно рассказали
анекдот, он довольно длинный, но суть его, собственно, в одной фразе.
Разговаривают мальчик и девочка, лет пяти. Девочка хвастается: «А мне купили
новую куклу!» Мальчик отвечает: «Зато у меня есть пиписька!» И чем бы девочка
ни хвасталась, мальчик неизменно отвечал: «Зато у меня есть пиписька!» На мой
взгляд, это очень точно передает вашу мужскую суть!
Он поморщился от боли, но все-таки рассмеялся.
– Ты не до конца рассказала... Девочка ведь, в конце
концов, отвечает: «Подумаешь, вот вырасту, у меня этих пиписек будет сколько
захочу!» И это в известной степени отражает женскую сущность.
– Что ж ты молчал, что знаешь анекдот?
– Хотелось послушать твое толкование.
– Тебе полегче?
– Да, ты умеешь заговаривать зубы... Ладно, иди, ты уж
с ног валишься...
– Утром вывести Себастьяна?
– Посмотрим, может, и сам смогу... Спасибо, ты золото,
не зря я всегда любил рыжих...
Я теперь всегда буду рыжей, решила я.
Дома я вспомнила о Зюзюке. Интересно послушать ее
комментарии в пятом часу утра.
– Привет!
Зюзюка молчала.
– Зюзюка, ты спишь? Что скажешь?
– Скажу, что ты дура!
– Почему?
– Мужчины не любят, когда женщины их спасают.
– А что, лучше было бросить его на произвол судьбы?
– Это бабы всегда влюбляются в своих спасителей, а
мужчины нет.
– Но ведь Егор нам все равно не подходит.
– Ну, ребеночка сделать сгодился бы...
– Зюзюка, тебе не стыдно? Ты должна обо мне заботиться,
а ты все о себе.
– Я о тебе и забочусь, чтобы у тебя мужчина был, а ты
все время попусту тратишь, с девками своими на работе лясы точишь! Вот взять
Алину вашу, что это такое: «Ни за что мужика в дом не пущу, чтобы и духу его в
моем гнездышке не было, а переспать у него можно, а если нет, в гостинице». Это
куда мир катится? Это на что похоже? И ты не лучше... третий месяц постель
пустая, а время твое идет...
– Ладно, разберемся. Мне не к спеху!
– К спеху, к спеху, ты что себе думаешь? В мое время в
сорок лет помирали уж, внуков имели, а ты только жить собралась? Ты бы к
доктору, голуба, сходила, может, и деток-то поздно заводить, может, и стараться
незачем... Ишь ты, не к спеху ей!
– Зюзюка, ты с ума не сошла?
– А мне не с чего! Где у меня ум-то, а? Это ты вон
умная, только ничего не понимаешь! И чего ты меня в такой час потревожила?
Скоро уж петухи...
– Слушай, Зюзюка, а ты вообще кто?
– Зюзюка.
– Нет, я имела в виду – что ты такое: нечисть,
добрый дух, домовой?
– Я Зюзюка, а ты дура!
И она больше не отвечала на мои вопросы. Ну и пусть, устала
я от нее.
Утром я увидела в окно, что Себастьяна выгуливает Виталий
Маркович. Значит, Егору не лучше. Как глупо, я не знаю его телефона, а он
моего. А звонить в дверь – только тревожить. Не буду. И я занялась уборкой.
Какое удовольствие убирать новую квартиру, как вспомню свое отчаяние в
родительских хоромах, превратившихся в результате в дом Эшеров... А тут полтора
часа – и готово. И права, бесконечно права Алина – не надо пускать в дом
мужиков, ох не надо! Но я уже чувствовала какую-то ответственность за Егора. И
позвонила Эмилии.
