Как только Стаська уехала, Ариадна расщебеталась:
– Мамочка, как хорошо, мы сегодня будем кутить! К сожалению,
я не смогу поехать с тобой на экскурсию, мне надо разобраться с апрайзером,
этот идиот неправильно выценил дом...
– Кто?
– Апрайзер.
– Это что, фамилия?
– Да нет, фамилия его Кулешов. Апрайзер это оценщик...
– А, поняла. Господи, Адька, я вот слышала, как ты со своими
коллегами говоришь. По-русски вроде бы, но почему не сказать двухкомнатная квартира?
Почему двухбедрумная? Это же ужас.
– Ах, мама, тут так все говорят. Мне уже трудно иногда
бывает что-то сказать по-русски, по-английски проще. Но это же неважно.
– Ну да, неважно...
Мы опять ехали по дивной дороге вдоль зеленых холмов.
– Тут очень красиво и, кажется, спокойно, да?
– Да, у нас хорошая эрия, здесь почти нет негров.
– Эрия?
– Ну, район, что ли...
– А...
Въезд на громадный мост, ведущий в Сан-Франциско, оказался
платным. Три доллара.
– И обратно тоже надо платить?
– Обратно не надо. Кстати, как ты хочешь, после экскурсии
остаться до вечера в Сан-Франциско или сразу уехать? Главное не попасть в
трафик.
– Там видно будет. Если я не слишком устану от экскурсии, то
останемся до вечера.
– Все как ты захочешь, мамочка.
У нее то и дело звонил мобильник. Она весело и приветливо
говорила с самыми разными людьми, но все разговоры так или иначе крутились
вокруг дома, который продавала Ариадна. Она была риелтором и получала
определенный процент от каждой сделки. А цены на недвижимость в Калифорнии, как
я поняла, были довольно высоки. Роскошный дом самой Ариадны был роскошным,
видимо, только в моем московском понимании, но все же вполне престижным. На
вопрос, зачем ей такой большой дом, она ответила: «Мои клиенты должны видеть,
что я достаточно успешный риелтор, раз живу в таком доме, хотя, честно говоря,
он мне не по карману. А теперь, одной, тем более. Но ничего, я поднатужусь...
Я, мамочка, без памяти этот дом люблю. Он воплощение всех моих надежд». Думаю,
она немного кривит душой. Скорее всего, мечтала она о куда более роскошном
доме, когда подалась в Америку. Но, как говорится, жизнь подкорректировала ее
мечты. Ну что ж, это даже неплохо. По одежке протягивай ножки. Впрочем, я не
уверена, что и эта одежка ей впору. Мы въехали в Сан-Франциско. И я поняла, что
по прилете ничего тут не заметила, слишком была взволнованна. Город мне
показался очень красивым, хотя я не люблю небоскребы, они меня угнетают. И
словно прочитав мои мысли, Ариадна заметила:
– Скоро ты увидишь совсем другой город и влюбишься. Через
час у тебя будут совершенно другие впечатления.
Мы заехали в гигантский подземный паркинг, оставили машину,
поднялись на лифте и вышли в город, оказавшись у подножия нескольких тесно
стоящих небоскребов. Адька взяла меня за руку.
– У нас еще двадцать минут до встречи, хочешь кофе?
И не дожидаясь ответа, она толкнула стеклянную дверь
какой-то забегаловки.
– Тебе только кофе?
– Конечно, мы же завтракали.
Такой кофе я видела в кино – в высоких картонных
стаканах с крышкой. Я не кофеманка, и этот американский кофе мне понравился.
Сладкий, со сливками. Пока мы его пили, сидя на неудобном диванчике, прошло
минут пятнадцать.
– Пошли, мама, пора!
– Погода испортилась, с утра солнышко было, – с
сожалением заметила я.
– В Сан-Франциско вообще мало солнца бывает, это тебе не
Лос-Анджелес. Даже у нас в Дэнвилле климат гораздо лучше, хотя мы совсем
близко... Тут местная болезнь ревматизм. Я бы не хотела жить в Сан-Франциско. А
вот и наша гидша!
Она сунулась в большой синий «Бьюик», быстро поговорила с
сидевшей за рулем дамой.
– Садись мамочка! Хочешь сзади сесть?
– Да нет, зачем же, сяду впереди.
– Здравствуйте, – сказала немолодая дама в темных
очках.
– Мамочка, счастливо тебе. – Адька пристегнула меня,
поцеловала и захлопнула дверцу.
– Давайте знакомиться, меня зовут... Ой, мы же
знакомы! – растерянно проговорила она и сняла очки.
Я замерла.
– Здравствуйте, Алла Генриховна. Вот так встреча!
– Да... Неожиданно! Впрочем, я рада вас видеть здесь.
Надеюсь, вас эта ситуация не смущает?
– Да нет... – растерялась я. Хотя, сказать по правде,
перспектива провести четыре часа рядом с этой дамой не казалась мне столь уж
приятной, но, с другой стороны, я, может быть, что-то пойму.
Но где там! Она говорила, говорила, говорила, восхищаясь
Сан-Франциско, его архитектурой, историей, демократизмом мэра, разрешившего
однополые браки. Сведения сыпались, как горох из мешка, но запомнить что-то
было трудно. Я усвоила только, что кто-то из отцов-основателей Сан-Франциско
оставил свое немалое состояние нищим этого города, и с тех пор нищие со всей
Америки стекаются сюда, в царство бомжей местного разлива, и городской бюджет
уже не справляется с их наплывом. Еще почему-то я отметила дом Даниэлы Стил,
вернее, похожий на крепость дворец и подумала, что у Натэллы есть подруга,
писательница, не менее знаменитая в России, чем Даниэла Стил в Америке, но ей
такой дворец никогда даже сниться не будет. Одним словом, в голове оседали
самые дурацкие и ненужные сведения. У меня начала болеть голова, и мне
показалось, что Алла Генриховна нарочно тараторит так, чтобы я не могла
вклиниться ни с каким вопросом. И все-таки мне это удалось.
– Простите, Алла, – я даже слегка дернула ее за
рукав. – Тут есть поблизости туалет?
Она взглянула на меня с таким изумлением, как будто я была
инопланетянкой.
– Туалет? Ах, ну да, конечно. Сейчас!
Она затормозила на набережной, где у причала стояли какие-то
суда, видимо, прогулочные.
– Идемте, я вам покажу.
Но и по дороге в туалет она продолжала вести экскурсию. Вот
тут то, а вон там это... Мы шли по пирсу, поднялись по лесенке среди сувенирных
лавок и кафешек, а она все трещала, черт бы ее побрал. И даже в туалете она
сказала все тем же гидским тоном:
– Имейте в виду, во всех американских туалетах есть бумажные
круги для сидений!
– Спасибо, уж как-нибудь соображу!
Я боялась, что она, зайдя в соседнюю кабинку, будет
продолжать экскурсию, но нет, Бог миловал. Интересно, она всегда так ведет себя
с экскурсантами или же только со мной, от смущения? А почему она так смущена?
Оттого, что у нее рыло в пуху и она боится каких-то вопросов? Скорее всего. Как
жаль, что у меня нет мобильника и я не могу позвонить Адьке и сказать, что с
меня хватит... Нет, надо выдержать все до конца. И попытаться как-то понять,
что же связывало с ней Лёню. Прямого вопроса она ждет и боится. Это само по
себе уже достаточно прямой ответ. И тем не менее я могу ошибаться. Ведь она
могла быть просто влюблена в него... безответно... Я бы заметила,
почувствовала, если бы что-то было...
