Берн покачал головой:
— Не знаю.
— Почему вы не заставили её возвратиться?
Берн отвернулся. Он выглядел постаревшим, измотанным. Меня захлестнула волна жалости к этому человеку, но она была недостаточно мощной, чтобы приглушить мой гнев или сгладить неловкость.
— Мне бы хотелось признаться: она соблазнила меня, — произнёс он, упершись взглядом в поверхность стола. — Мне бы хотелось сказать: она использовала меня. Но всё это не было бы правдой.
Мои мысли отчаянно заработали. Распахнув свой внутренний взор, я заставила себя представить и понять, кто же находится передо мной. Да, это произошло. Свершилось Бьянкой Файетт. И мне пришлось это принять. Я снова взглянула на Берна, мужчину, находящегося в прекрасной форме, энергичного, подтянутого, умного… Мужчину в возрасте чуть больше сорока. И подумала о Бьянке.
— Вы были любовниками? — спросила я. Бьянке нравились мужчины, и она наслаждалась любовью: и физической стороной, и эмоциональной. Ей нравилось получать удовольствие и предаваться страсти, но я никогда не замечала, чтобы она полностью посвящала себя этой любви. Даже когда испытывала муки в начале нового романа, часть её неизменно оставалась бесстрастной и невозмутимой.
Он кивнул:
— Да, мы были любовниками.
— Но она решила сообщить вам о своих планах не по этой причине.
— Я уже сказал вам: вы далеки от понимания того, что здесь происходит. Они занимаются преобразованием человеческих организмов в соответствии с новейшими достижениями науки. Во всей системе. Они…
Моё терпение лопнуло.
— Не в этом суть! — Я резко вскочила, чуть не потеряв равновесие от избытка эмоций. — Слушать вас! Что она, что вы думали о том, что делаете? Стражи — в напряжении, изнурены, а вы собирались, разрушив эту чёртову центральную власть самостоятельно, кому-то помочь таким способом? Когда это анархия и лишения способствовали улучшению ситуации?
— Казалось, это лучше, чем оставлять всё как есть. — Спокойствие вернулось к Берну. То ужасное спокойствие, которое приходит к человеку, когда некуда идти и нечего терять.
Я вытерла губы. Пуговицы на рукаве моей туники больно оцарапали их.
— Я собираюсь выдать вас. Я не могу позволить, чтобы это продолжалось.
Он едва заметно покачал головой:
— Я надеялся… вы и Бьянка были так близки, но… вас так долго не было…
Я резко оборвала его:
— И не смейте даже пытаться намекать на то, что мне следует проявить лояльность, Берн. Я — из стражей, а вы… и Бьянка нарушили первое правило, древнейшее правило. — На редкость полным стало ощущение собственного «я», когда были произнесены эти слова. Я, сильная, настоящая, единение души и тела, и всё стремительно неслось и переворачивалось вокруг меня, кричало внутри меня. — Вы соберётесь с духом и подадите прошение об отставке. Придумаете для своих сотрудников какие угодно оправдания, но сделаете это.
На какое-то мгновение Берн действительно рассердился:
— Я — единственный в этой системе, на кого вы можете опереться. Вы останетесь в одиночестве, если я покину свой пост.
О, как он был хорош! Дипломат до мозга костей. Угостите пряником и покажите палку. О да.
— Думаете, не знаю об этом? — бросила я.
Если бы ты держал рот на замке, я бы не должна была поступать так, думать так, быть такой…
«Если бы ты держал рот на замке, мне бы не пришлось подвергать сомнению здравомыслие Бьянки».
Но я знала — это ещё не всё. Он открылся мне, потому что верил, что я соглашусь с тем планом, который они разработали.
Я чувствовала за спиной присутствие Бьянки, жаждущей, чтобы я действовала. Внутри у меня всё сжалось, и на секунду показалось, что вот-вот стошнит. Не из-за этого ли Бьянка хотела моего возвращения? Потому что надеялась — я продолжу её несанкционированную операцию.
Не поэтому ли Джеримайя не мог вспомнить, что же здесь происходило? Бьянка саботировала своего собственного спутника?
Я не могла дышать. Не могла смотреть. Её призрак выбрался наружу из чёрной дыры в моей голове. В отчаянии я хотела взять её за руку, но вместо этого сжала свою руку в кулак.
— Для вас здесь всё кончено, — обратилась я к Берну. — Начиная с этой минуты.
У меня не было полномочий делать подобные распоряжения, но оспаривать их было бы бесполезно. Как только я дам знать Мисао, будет уведомлён весь дипломатический корпус, и Берн останется не у дел.
Он поклонился. Я не ответила.
— Идите, — грубо сказала я. — И пришлите сюда немедленно полевого координатора Байджэн.
— Да, полевой командир.
Он повернулся на каблуках и вышел из своего офиса.
За моей спиной с глухим стуком закрылась дверь. Я согнулась пополам, прижав руку ко рту, с трудом пытаясь подавить тошноту.
Постепенно я нашла в себе силы выпрямиться. Проявленная мной несколько минут назад твёрдость покинула меня. Невзирая на свою утяжелённую униформу и мощные ботинки, у меня было такое чувство, что я куда-то уплываю. Я снова села и уставилась прямо перед собой. Я не могла перевести взгляд, не могла пошевелиться. Могла только мигать.
Я думала, что уже оплакала свою подругу. Думала, что мне известно худшее. Я ничуть не приблизилась к разгадке.
«Почему ты мне не рассказала?»
Но Бьянка не отвечала. В конце концов, она же не была моей спутницей, не важно, как сильно я этого хотела. Она была памятью, эхо, и, как оказалось, искажённым эхо человека.
Я вернулась, чтобы спасти мир и отомстить за подругу. Я думала, что она погибла, выполняя служебный долг.
А теперь… теперь… что мне думать?
Краешком глаза я заметила, что открылась дверь. Сири вошла в офис и тихо прикрыла за собой дверь.
— Что происходит?
Я заставила себя встать. Я сложила руки за спиной, чтобы она не увидела, как они сжались. Собрав остаток сил, я подняла голову и заглянула в её глаза:
— Сири, сейчас я собираюсь тебе кое-что сказать и, если ты даже всего лишь подумаешь лгать мне, сразу же отправлю тебя обратно на Землю.
Она повернула голову, сначала в одну сторону, потом в другую, оглядывая меня боковым зрением и тщетно пытаясь прийти к каким-либо собственным умозаключениям.
— Откровенность дозволена?
Я коротко кивнула:
— Да.
— При всём уважении к вам, полевой командир, я немного устала от ваших обвинений в том, что я лгу и допускаю грубые промахи.
— Бьянка разрабатывала план по уничтожению этой системы.
— Невозможно! — тут же отреагировала Сири. — У нас не было такого приказа.
