— С самца…
Инквизиторы, коротко кивнув, быстро вытащили негра из клетки и начали привязывать к странному сооружению, напоминавшему фантастический спортивный снаряд, а клетку с негритянкой подкатили поближе, поставив ее так, чтобы пленнице было все видно. Закончив приготовления, они уселись за стол, оставив центральное — председательское — место свободным. Сашка понял, что это — для него и, все еще испытывая легкое смущение, присел на край стула.
Фра Доминик обратился к пленнику:
— Имя? Сколько лет? Веруешь ли в господа нашего, Иисуса Христа?
Пленник молчал. Внезапно Вауыгрр, спокойно сидевший в сторонке, подошел и обнюхал связанного негра.
«Это не человек! Это… подожди-подожди… росомаха, что ли?»
— Братья, этот пленник — не человек. Мой волк говорит, что это, скорее всего, росомаха…
Инквизиторы переглянулись, а затем фра Винченцо встал, подошел к связанному и попытался приложить к его губам серебряное распятье. Тот отшатнулся, насколько позволяли путы, и так сильно отвернул голову, что, казалось, вот-вот сломает себе шею; зажмурился…
Фра Винченцо сгреб его свободной рукой за жесткие кучерявые волосы и буквально притиснул к распятью. Коротко полыхнуло ярким, режущим глаза светом, ощутимо запахло аммиаком…
— Держите это! — сдавленно крикнул Винченцо. — Во имя господа!
Существо на странной скамье стремительно менялось. Суффийские четки, умеющие самостоятельно сжиматься, должно быть, смогли бы удержать его, но обычные стальные кандалы спадали с трансформирующегося тела. Одним прыжком Сашка перелетел через стол и оказался у скамьи, но Вауыгрр успел первым. Он вцепился в горло лежащей навзничь росомахе, которая беспомощно задергалась, впустую размахивая когтистыми лапами. Александр упал на зверя поперек, прижал лапы к туловищу…
Инквизиторы быстро опутали обездвиженное животное серебряной цепью и затолкали назад в клетку. Затем фра Доминик подтащил газовый баллон и включил горелку. Подвал содрогнулся от дикого вопля сгорающего существа, но инквизитор не обратил на него никакого внимания и старательно дожег все, что совсем недавно было оборотнем.
Фра Винченцо между тем обратился к Сашке:
— Домине Александр, разрешите попросить вашего напарника обследовать второго пленника. Если это тоже животное, то допрашивать его нет смысла. Оно вряд ли сумеет говорить…
«Брат, ты слышал?»
«Конечно… — волк вдруг замялся. Он посмотрел на охотника каким-то странным, почти умоляющим взглядом и, собравшись с духом, продолжил: — Брат, эта тварь назвала меня предателем. Скажи, ведь она не права, правда?»
«Глупости! — Рука опустилась на загривок зверя и легко потрепала его. Сашка прижался лбом ко лбу Вауыгрра, обнял его за шею. — Это он предатель, потому что ты служишь своему роду, а он — черному врагу!»
«Спасибо, брат… — Волк встряхнулся и бодро пошел к пленнице. Он изучающее осмотрел ее, принюхался, а затем удовлетворенно тряхнул головой. — Человек! Только очень плохой!»
Услышав от Сашки заключение Вауыгрра, инквизиторы тут же вытащили негритянку наружу, деловито, словно чистили апельсин, содрали с нее всю одежду и прикрутили на то же место, на котором совсем недавно был привязан росомаха-человек. Затем принялись тщательно осматривать привязанную, буквально по миллиметру изучая ее кожу, уделяя особое внимание шрамам, родинкам и татуировкам…
В теории Александр знал методику допроса Святой инквизиции, но наблюдал такое впервые. Вот обоих охотников Курии заинтересовало какое-то родимое пятнышко внизу живота пленницы. Фра Доминик вытащил откуда-то лупу, а фра Винченцо — маленький пузырек и обычную пипетку. Инквизитор наклонился с лупой пониже, блестящая капелька сорвалась с пипетки, упала точно в центр пятна…
Девушка не пошевелилась. Еще капля, еще… Безрезультатно. Фра Доминик выпрямился, но лупу убирать не стал, и оба монаха возобновили свое обследование тела негритянки. Должно быть, они подобрались к какому-то неприятному для нее месту, потому что пленница вдруг начала проявлять признаки беспокойства. Внезапно она перевела взгляд на Сашку, неподвижно стоящего в стороне. Попыталась поймать его взгляд, затем выгнулась, насколько позволяли путы, выставляя вперед маленькую крепкую грудь, призывно провела языком по губам, часто задышала…
Александр вдруг ощутил сильнейшее желание обладать этим юным, податливым чернокожим телом. В конце концов допрос можно и отложить на пару часов. Ничего не изменится. А если еще учесть, что «There are no secrets in the bed»
[19]
— допрос может и не понадобиться…
Он был уже готов остановить инквизиторов, когда острая боль обожгла левую сторону груди. Прямо напротив сердца… Перед глазами тут же всплыл Храм Покрова на Нерли, а в ушах колоколом прозвучало: «Мы заклеймили не тело твое, но твою душу, ибо никогда отныне не изгладится знак из нее, и никогда не забудешь ты сего дня! Ступай, воин! Иди и ищи врагов, что поносят Имя Господне и слепо тщатся на дело рук его!..»
[20]
И тут же желание отступило, ушло куда-то. А монахи уже нашли какое-то новое заинтересовавшее их место на теле пленницы, и брат Доминик снова взялся за лупу, а Винченцо — за пузырек и пипетку. Упала капля…
Истошный визг взорвал тишину подвала. Девушка билась, отчаянно пытаясь освободиться, а с того места, куда упала капелька — под правой грудью, — поднимался тонкий голубоватый дымок…
— Знак Сатаны? — спросил Сашка внезапно севшим голосом.
Оба инквизитора молча кивнули. Затем фра Доминик отложил лупу и вынул из сумки катушку пластыря и какую-то тоненькую книжечку, оказавшуюся пачкой серебряной фольги, переплетенной на манер блокнота. Он ловко оторвал один листочек, накрыл им еще дымящуюся родинку и приклеил пластырем. Затем оба охотника Курии продолжили свои поиски…
Минут через пятнадцать, после того как подвал еще трижды оглашался отчаянным визгом, а на теле девушки появились еще три серебряные нашлепки, инквизиторы закончили осмотр. Фра Винченцо отошел к вещам и завозился в одном из чемоданов, чем-то позвякивая и постукивая. Фра Доминик убрал лупу и взял серебряное распятие:
— Nomine Domini nostri paenitet. Pro anima sua immortali… — произнес он и перевел: — Именем господа нашего, покайся. Ради спасения души своей бессмертной…
С этими словами он поднес крест к губам девушки. Негритянка закрутилась, завертела головой, но брат Доминик ловко прижал ее и приложил крест к ее губам.
Девица снова взвизгнула, но на этот раз значительно тише. Сашка увидел, что, когда монах отнял крест, на пухлых фиолетовых губах проступили два волдыря, словно от ожога. А инквизитор меж тем продолжил:
— Ты, дочь моя, попала в тенета лукавого, прельстившись на его ложь. Но подумай: разве стоят мимолетные сиюминутные блага, коими он одарил тебя отнюдь не щедрой рукой, вечной погибели и адского пламени? Подумай и отвечай.
