Как странно он на меня смотрит, как будто прикидывает
что-то, думала Мака.
Но тут кельнер принес по третьему стакану вина.
– Ой, я, наверное, не выпью столько! – засмеялась
Мака.
– Ну немножко-то можно, а допивать совсем не
обязательно.
Они сидели друг против друга на краю длинного стола, и через
некоторое время к ним подсели четыре женщины. Немолодые, ничем не интересные
немки.
– Федор Васильевич, – набралась храбрости
Мака, – у меня тут ваша книга, вы не могли бы мне что-то написать?
– С удовольствием! – И, ни на секунду не
задумавшись, он написал: «Прелестной Маке от одурманенного ею и яблочным вином
автора».
Ах, как она обрадовалась, как залилась краской, покраснела
даже ложбинка между грудями, под невесть как расстегнувшейся пуговкой. Нет, в
Москве я ее точно трахну, а там, может, и женюсь…
– Мака, а что ты закончила? – сам не зная зачем,
спросил он.
– Филфак, романо-германское.
– И что ты вообще делаешь в неярмарочное время?
– Работаю редактором в «Фатуме».
– Тебе твоя работа нравится?
– Очень.
– А замуж не хочешь?
– Замуж? – У девочки побелели губы и краска стала
медленно сползать с лица.
– Ты была замужем?
– Нет, что вы… – испуганно пробормотала она.
– А выходи за меня замуж!
– Это вы так шутите? – справилась с испугом Мака.
– Нисколько! Я, конечно, староват для тебя, но… Чем
черт не шутит. Может, мне именно это и нужно, твоя молодость, красота… Мы совсем
незнакомы, но ведь тем лучше, будем что-то открывать друг в друге… У меня
хороший характер, я нетребовательный… У нас может быть масса общих интересов, в
конце концов, мы занимаемся практически одним делом…
В этот момент он словно видел и слышал себя со стороны, но
не слишком удивлялся своим речам, ему вдруг показалось, что брак с этой
девочкой – спасение для него, хотя не очень ясно от чего, собственно, надо его
спасать…
– Федор Васильевич, вы, может быть, выпили слишком
много вина? – осмелилась предположить Мака.
– Думаешь, такой бугай, как я, настолько опьянел от
трех стаканов фруктового пойла? Нет, просто… Знаешь, я позавчера нашел в
гостинице на лестнице сережку… Где она у меня, ага, вот… – Он достал
сережку из кармана, но держал ее зажатой в руке. – Так вот, я нашел
сережку и стал воображать, кто ее потерял, как выглядела эта женщина, и
представил себе, что она такая, как ты… Молоденькая, пухленькая, рыженькая –
словом, прелестная, и вдруг в тот же день увидел тебя наяву… Это, знаешь ли, производит
впечатление. Это было как… как…
– Как воплощение мечты? – рискнула подсказать
Мака.
– Вот именно! Умница! Так что, пойдешь замуж?
– Да! Да! – восторженно воскликнула Мака. Господи,
не может быть… Все подружки просто ошизеют, а мама… Наверное, мама обрадуется,
ей нравятся его книжки, да и вообще, зять – известный писатель…
– Мака, хочешь еще чего-нибудь?
– Нет, спасибо… Я…
– Ты не бойся, я не передумаю… Ты мне нужна, Мака!
– И вы мне… Я с первого взгляда… поняла… что-то будет…
Но так быстро…
– Тебя это пугает?
– Нет!
– Молодец, храбрая девочка!
Она восторженно улыбнулась. И зазывно, ах как зазывно!
– Может, пойдем отсюда, а? Тут эти тетки галдят…
Знаешь, я непременно напишу рассказ «Вино из яблок». Ты скажи кельнеру, чтобы
принес счет.
– Федор Васильевич, покажите сережку.
– Ах да, – он разжал руку. – Вот, гляди…
– Ой, это же Ангелинина сережка!
– Ангелинина? С чего ты взяла?
– У нее точно такие же… Завтра спрошу, она не говорила,
что потеряла.
– Но что она делала в висбаденской гостинице?
– Ну мало ли к кому она могла приехать… Но, конечно,
может, это и не ее. Чешские гранаты не такая уж редкость.
– В самом деле, спроси. На вот, возьми, если не ее,
вернешь мне, я отдам портье.
Мака сунула сережку в сумочку. Тем временем кельнер принес
счет, Федор Васильевич расплатился. Нежадный, подумала Мака, прикинув, сколько
он дал на чай. Она все боялась поверить своему счастью, хотя вообще-то была
достаточно самоуверенной девушкой. Но тут и вправду принц из сказки. Хотя
авторы для редакторов редко бывают принцами, но он ведь не их автор… У них
живых авторов вообще раз-два и обчелся.
– Знаешь, постой-ка тут минутку!
Он нырнул за занавеску у выхода. А она стояла во дворике,
где одуряюще пахло прелыми яблоками. Ага, вон их целая куча лежит. Выходит, это
вино прямо тут делают, что ли? Неужели сейчас появится мой будущий муж?
Господи, как это все будет? И надо ли кому-нибудь говорить об этом? Нет, буду
молчать как партизан на допросе, чтобы не сглазить. Но ведь чудеса все-таки
случаются, вон Натэлла с нашего курса вышла замуж за знаменитого канадского
хоккеиста. Приехала в Канаду на неделю к подруге и вернулась оттуда уже
невестой. А какая у них была свадьба! А у нас свадьбы не будет, скорее всего. А
хочется… белое платье, цветы в волосах… мне пойдет. Но он наверняка не захочет
или согласится только ради меня… А это не нужно… Господи, да о чем это я? Он
небось сейчас пописает и забудет о своем предложении как о смерти… Ясно, что
спьяну сболтнул…
– Ну что, невеста, заждалась?
Она опять вспыхнула.
– А тебе никуда забежать не надо, а? Ты не стесняйся!
– Нет, спасибо, я бы не стала стесняться.
– Ох, умница! Вот что значит разница поколений. В мое
время девушки стеснялись. Ты, кстати, знаешь, сколько мне лет?
– Конечно!
– И тебя это не пугает?
– Нисколечко.
– Мака, дай я тебя поцелую.
И он стал целовать ее, благо уже стемнело. А потом во
дворике появилась шумная компания и спугнула их. И они пошли по вечерним
улицам, взявшись за руки и болтая о какой-то чепухе.
– А мы не заблудимся?
– Федор Васильевич, я же могу всегда спросить дорогу.
– Нет, по этой улице мы не пойдем, она мне не нравится…
Так они и шли – по тем улицам, которые нравились ему. Иногда
останавливались и целовались, самозабвенно и весело. Хохотали, сами не понимая
над чем. Ему было хорошо и немного страшновато от ее молодости. Но он и сам
молодел рядом с нею. Наконец они вышли к реке, в воде отражались фонари. Они
остановились на мосту.
– Знаешь, я ужасно люблю воду. Любую. Могу часами
смотреть на реку, а уж на море тем более. Завораживает, и так хорошо думается…
Но рядом с тобой думается только об одном, – вдруг охрип он. – Ты
прости, я…
