– Я все понимаю, – тихо сказала она.
– Но мы не будем спешить, да?
– Конечно. Если вы не передумаете… – голос у нее
сорвался, – то…
– Что?
– То приходите ко мне в Москве, у меня двухкомнатная
квартира, я живу одна.
– Мака, ты… Знаешь, мне сначала не нравилось имя Мака,
а сейчас ужасно нравится. Оно такое же милое, как ты, оно тебе идет. Я напишу
про нас повесть или рассказ и назову…
– Вы уже говорили, «Вино из яблок» да?
– Нет, «Вино из яблок и воды Майна».
– Красиво. И о чем он будет?
– Я же сказал – о нас, о девочке, в которую вдруг
влюбился немолодой мужик и сделал ей предложение, а она боится, что это спьяну,
потому что тоже влюбилась в него… Ты же влюбилась в меня?
– Да.
– И боишься, что я сделал тебе предложение спьяну?
– Боюсь, – тихо ответила Мака.
– Напрасно.
Он вдруг вытащил из кармана мобильный телефон:
– Сейчас еще не поздно звонить твоей маме?
– Маме? Зачем? – перепугалась Мака.
– Чтобы попросить у нее твоей руки. Говори номер!
– Мама, наверное, уже спит.
– Ничего, разбудим ради такого дела!
– А давайте позвоним утром…
– Боишься, что я к утру передумаю и только зря
переполошу твою маму? Почему ты такая недоверчивая?
Он вдруг расхохотался.
Ее бросило в жар. Что это с ним?
– Я понял, я все понял… Знаешь, у нас в гостинице живет
одна тетка, пишет какие-то дамские романы, я на стенде видел, один ее роман
называется «Все мужики козлы»! Ты тоже так считаешь?
Она засмеялась. Но ничего не ответила, видимо, была согласна
с дамской писательницей.
Его это умилило. Его сейчас все умиляло.
– Я, вероятно, тоже все-таки не подарок, но поверь, я
никогда вот так, с ходу, с первого взгляда… правда, Мака, ты мне нужна. Пока
тебя не встретил, не знал, чего хочу, а вот увидел и понял… Ну что, звоним
маме?
– Наверное… Да! Да!
Он опять умилился.
– Мама, это я! Мамочка, я так тут счастлива! Да, да!
Мама, погоди, с тобой хочет поговорить один человек, помнишь, ты читала
«Медленно, но верно»? Это Федор Васильевич Головин, да, и он хочет тебе что-то
сказать!
– Добрый вечер, Мария Дмитриевна, это Головин.
– Добрый вечер. – В красивом, чуть хрипловатом
голосе мамы звучало недоумение.
– Мария Дмитриевна, я… Я прошу у вас руки вашей дочери.
Вам это может показаться чересчур скоропалительным решением, но… Так иногда
бывает в жизни… Увидели друг друга, и все.
– Вы пьяны, молодой человек?
– О нет, все не так, Мария Дмитриевна. Я не пьян, всего
несколько стаканчиков натурального яблочного вина, и я уже немолодой человек…
Мне сорок четыре, но тем не менее я влюблен как бобик! И прошу вас…
– Послушайте, вы, немолодой человек, мне плевать,
сколько и чего вы там выпили, но по телефону такие дела не делаются. Вот
вернетесь в Москву, приходите, познакомимся и поговорим. Передайте-ка трубку
Маке, и всего наилучшего.
– Мама, мамочка, я такая счастливая, да, ладно, пусть
так, но ты подготовь папу и бабушку, пожалуйста! Мама, он такой хороший! –
совершенно по-детски воскликнула она. А он снова умилился. Он понял, что Мария
Дмитриевна хотела сперва наговорить ему гадостей, но потом, видимо, сменила
гнев на милость. Боится, что Мака уже засиделась в девках? Теща – это момент
существенный. Но нам, слава тебе господи, не придется жить с ней под одной
крышей, и у меня хватит ума и такта, чтобы наладить с ней нормальные отношения.
По крайней мере, я надеюсь на это.
Мака протягивала ему телефон:
– Федор Васильевич…
– Что это еще за Федор Васильевич? Я же твой жених,
зови меня просто Федей или, на худой конец, Федором.
– Федя, поцелуй меня еще!
Мака проводила Федора на вокзал, дождалась отхода поезда и в
состоянии, близком к помешательству, побрела пешком в гостиницу. Она то и дело
щипала себя, не приснился ли ей этот сказочный вечер? Если бы ее спросили
сейчас, что такое счастье, она бы не задумываясь ответила: «Сегодняшний вечер!»
Она могла предположить все что угодно, но только не такое развитие событий.
Впрочем, она то и дело одергивала себя. Утро вечера мудренее. Не надейся пока
ни на что, не верь… Но так хотелось верить…
– Мака! – вывел ее из раздумий голос
Ангелины. – Где тебя черти носят и что все это значит?
Мака словно очнулась:
– Что? Вы о чем, Ангелина Викторовна?
– Мне звонила твоя мать, она в панике!
– А… Ангелина Викторовна, это все правда…
– Что правда?
– А что вам сказала мама? – поосторожничала Мака.
А вдруг мама звонила Ангелине раньше, еще до их звонков? Мало ли что бывает, а
ей не хотелось выдавать свою тайну.
– Что Головин просил твоей руки!
– Правда… Это вы мне удачу принесли, ваши бусы… вы так
искренне пожелали мне счастья…
И она бросилась в объятия Ангелины Викторовны.
– Погоди, Мака, но ведь это чушь! Он, вероятно, был
пьян.
– Нет, мы пили только вино.
– Нализаться можно и вином.
– Нет, он не нализался, он просто был веселый… Он
такой… я умираю от счастья, Ангелина Викторовна!
– А если завтра утром он проснется и даже не вспомнит?
– Вспомнит! Может, ему это будет неприятно, но
вспомнить он вспомнит. Вы не думайте, я все понимаю! И про разницу в возрасте,
и про то, что с бухты-барахты… Но разве так не бывает, чтобы с первого взгляда?
Бывает, я знаю! А даже если ничего и не будет, все равно…
– Что – все равно?
– Все равно сегодняшний вечер никуда уже не денется,
его никто не отнимет!
– И тебе этого будет достаточно?
– Нет! Но обида, она забудется, а то, что было
сегодня, – никогда.
– Это смотря какая обида… Иная обида перешибет любые
приятные воспоминания, поверь мне, – с горечью сказала Ангелина
Викторовна. – У вас уже что-то было?
– Нет, мы только целовались. И он сказал маме, что
влюблен как бобик, – счастливо расхохоталась Мака.
Ангелина смотрела на нее с грустью.
– Ангелина Викторовна, а как вам показалось, мама
настроена против него?
– О нет, насколько я поняла, мама просто немного
напугана такой внезапностью, но…
