Я не очень аккуратный водитель. И при первой же возможности стараюсь выжать из машины все что можно. И что нельзя – тоже. Потом, услышав, как машина начинает жалобно пищать, становлюсь сентиментальным, как… ну например как имперский палач. Заправляю ее лучшим топливом и ставлю самые дорогие запчасти вместо сожженных и вообще всячески ублажаю. Делаю это не из-за какого-то механистического садомазохистского комплекса, а потому что мне всегда хочется знать пределы прочности вещи, которой пользуюсь. Но тут я пас – эта машина, похоже, не запищит. Даже если ее заправить соплями пополам со взрывчаткой. Собственный генератор прокола, гравиподвес, силовая защита и прочее. Настоящий танк.
Для начала я разогнался до двухсот пятидесяти. Конечно, я понимал, что это не может быть пределом для машины такого класса. Но мне было интересно, как она себя поведет на трассе. При такой аэродинамике она должна потерять стабильность примерно на четырех сотнях.
Я мягко давил акселератор, надеясь поймать границу отрыва, когда нежный женский голос произнес:
– Скоростная активация полетного режима. Зона ответственности автоматики.
Какие-то выдвижные фиксаторы прижали меня к креслу не хуже ремней безопасности, и голос как-то очень по-будничному закончил:
– Отрыв. Подъем метр в секунду.
Повинуясь скорее интуиции, чем знанию, я выдохнул в сторону приборной панели:
– Посадка.
– Голосовая активация посадочного режима. Касание шесть секунд. Пять, четыре, три, две, одна, касание.
Машину слегка качнуло.
– Какая максимальная наземная скорость?
Машина помолчала и произнесла:
– На данном покрытии – триста десять километров в час. Но на этой трассе существует ограничение по скорости в двести шестьдесят километров в час. Поэтому выше указанной границы вы можете двигаться только в режиме полета, до скорости две тысячи двести – это потолок, определенный планетарной службой безопасности полетов для гражданских летательных аппаратов.
Так. Мне не хватало искусственного интеллекта на машине! Что ж, попробуем договориться.
Четко выговаривая слова, произнес:
– Голосовое управление.
– Активировано, – согласилась машина.
– Основные функции.
– Открыто.
– Ограничения и запреты, перечислить.
После этого машина в течение трех минут объяснила мне, что я могу делать, а чего мне, по ее мнению, категорически не рекомендовалось. Получалось, что я могу ездить исключительно по дорогам с твердым силиконовым покрытием, причем только в диапазоне скоростей, указанных в местных Правилах, и т. д. Давить же старушек и собак мне вообще категорически воспрещалось. Нет, так не пойдет. Я в отпуске или где?
– Ограничения и запреты, перепрограммировать.
– Допуск закрыт.
– Совсем? – не удержался я от идиотского вопроса.
– Совсем, – отрезала машина.
Ладно, у меня таки есть для тебя сюрприз, железо строптивое.
– Связь.
– Активировано.
– Орбитальный порт. Код 2745190. Яхта «Игла». Доступ в систему.
Через две минуты чуть хрипловатый голос, скопированный с голоса одного малоизвестного певца, произнес:
– Подтвердите доступ.
Ага, это ответил корабельный комп.
– Слушай, ты хоть не выпендривайся!
– Доступ подтвержден. Ну?
– Ты видишь мозги этой малолетней сучки?
– Да там и не мозги вовсе. Так, три реле в шесть рядов.
– Значит так. Через десять минут эта падла лежит предо мной в позе номер раз. На спине, ноги широко раздвинуты, глаза стыдливо опущены.
– Двадцать.
– Черт с тобой, пятнадцать.
Это я научил его торговаться. Процесс совершенно неведомый ИскИнам{ИскИн – искусственный интеллект.} большинства заправочных кораблей. Не скажу, что это мне сильно экономит средства, но слушать препирания моего корабельного мозга с заправщиками – чистое удовольствие.
– Может, ты притормозишь? – спросил он ехидно.
А, черт, я все еще перся с огромной скоростью по автостраде!
Через некоторое время увидел съезд с трассы и уже через пять минут, любовался видом океанского заката, стоя у ограждения смотровой площадки, а мой корабельный комп ломал ее систему паролей и доступов. От этих объяснений у машины то вспыхивали фары, то хлопали дверцы, взвывали сервомоторы и щелкали какие-то переключатели. Однако антенный штырь стоял твердо, хотя временами мне казалось, что он подрагивает.
Потом все стихло. Я опасливо залез в машину.
– Ну как?
– Порядок, командир. Через пару минут она перегрузится и будет в полном порядке.
– Конец связи.
– Трахайте на здоровье.
Я подождал пять минут, а потом для гарантии еще пять.
– Голосовое управление.
– Активировано. – Мне показалось или голос у машины был совсем убитый. Черт. Ну нельзя же так очеловечивать железо.
– Основные функции.
– Открыто.
– Ограничения и запреты, перепрограммировать.
– Открыто.
И уже я рассказывал машине, что ей можно делать, а что нельзя. Причем моя редакция была намного короче. И тут меня поджидал настоящий сюрприз. Как-то спокойно и по-деловому машина осведомилась о новом статусе бортового вооружения взамен утраченного.
После просьбы перечислить, что же бортовой комп считает оружием, на меня вывалился целый список различных средств для удаления оппонентов из жизни. Начинался список с ракеты «Тегрон», правда, в единственном экземпляре, а заканчивался комплексным постановщиком помех АДК-9 «Журналист».
Эх, не зря мне таможня намекала…
Я рубил мили скоростной автострады уже минут двадцать, как внезапно неторопливый ход моих мыслей прервал звук, похожий на рев стада раненых носорогов. Надо полагать, местный эквивалент полиции. Как законопослушный гражданин, сбавил скорость и прижался к обочине. То, что я потом увидел, немало меня поразило: Байк, или как там называется здесь нечто двухколесное низколетящее, пронесся мимо, завывая турбиной на предельных оборотах, и я понимаю, что именно его звук вносил нотку истеричности в этот дружный вопль моторов и сирен. Все нормально, ситуация под контролем, дорога впереди, видимо, уже перекрыта, вот, кстати, и кордон. Самое время сдаться, раскаяться во всех грехах и посетовать на тяжелое детство и деревянные игрушки.
Но у него явно были какие-то другие планы на этот вечер. И я его, кстати, понимаю, потому что догонявшие парни открыли огонь на поражение. Да, здешний закон весьма суров с нарушителями правил движения.
