Всемогущему не нужно властвовать, разделяя. И это значит…
Значит, мы глупцы, не понимаем Его желаний, и это естественно, Он всемогущ, а мы муравьи. Пророк понимал Его, но поняли ли мы пророка?
— Пророков никто и никогда не понимал так, как они хотели, — сказал Йосеф (или Мессия?). — Пророки интерпретировали Творца, люди интерпретировали пророков. Разница в интерпретации вызывалась различиями в образе жизни. Согласен?
Муса не понял Йосефа, точнее — интерпретировал его слова по— своему. Думая, он перестал перебрасывать песок, и голод сразу же сделался невыносимым. Муса заработал руками, и голод, неутоленный, все же отступил, но отступили и мысли.
— Мысль для тебя что мельничный жернов, — сказал Йосеф. — Ты уже подтащил ее к вершине, но опустил вниз.
Йосеф мог бы сравнить Мусу с Сизифом, но ведь он и сам был ограничен рамками, внутри которых греческим мифам места не нашлось.
— Что делает Творец, если хочет наказать человека? — спросил Йосеф. Вопрос был прост, и ответ очевиден.
— Аллах посылает в мир орудие, — пробормотал Муса, не переставая копать. — Я был орудием Аллаха, когда боролся с вами, евреями.
— Почему же ты перестал быть им здесь? Эй, не останавливайся, копай, иначе умрешь от голода! Все проще. Творец предлагает человеку нарушать принципы. Поводов всегда достаточно, и ты поддаешься.
— Тоже мне наказание, — сказал Муса.
— Но ведь именно это делаешь сейчас ты.
— Не понимаю, — сказал Муса, окончательно выбиваясь из сил.
Он наклонился вперед и упал в неглубокую яму, в могилу, которую рыл не себе, лежал на спине и смотрел прямо на солнце, и ждал, когда придет конец, а конец — Муса знал это — придет скоро, потому что желудок свело так, будто не ел всю жизнь. Слабость. Ноги уже не двигаются. Так бывает на тридцатые сутки голодовки, Габиб рассказывал, голодал он в «Абу-Кабире», ничего не добился, а вышел год спустя по амнистии с больным желудком, вот и все дела.
Руки еще повиновались, и Муса набрал пригоршню песка, тонкой струкой высыпал себе в рот, закашлялся, песчинки попали в горло, и уж теперь-то действительно пора было умирать.
Муса кашлял, натужно, с хрипами, а песок продолжал сыпаться на него, хотя уже не слушались и руки…
— Ну вот, — сказал Йосеф, — теперь мы на равных. Может, мы, наконец, поймем друг друга?
x x x
Людмила рассказывала о последнем дне Исхода, об исчезновении Мессии, всем было неуютно и страшно; почему-то именно сейчас, во время сбивчивого и во многом противоречивого рассказа, стало очевидно, что земная жизнь кончилась.
На Дину Людмила старалась не смотреть, Дина и сама держалась поодаль, ей казалось, что она внимательно слушает, но на самом деле думала Дина об Илье, об их ночи, о том, что ее муж, Мессия, самозванец, вовсе не нужен ей, а сын Хаим тоже покинул Землю, и родители ее, и нужно их найти, потому что где им быть, если не на этой планете, и как жить потом, она не сможет оставить Илью, и этой женщине, Людмиле, отдать его она тоже не может…
— Это было ужасно? — спросил И.Д.К.
— Ужасно? — переспросила Людмила. — Почему ужасно? Это было… Господи, Илья, ты, как всегда, все переиначиваешь! Андрюша, ты можешь объяснить? Ты понимаешь своего отца лучше, чем я. Нет, помолчи, я сама. Когда я сидела у телевизора, а потом очутилась на каком-то холме… Было чувство облегчения, будто кончились роды, а я и не знала, что это были именно роды. Когда тяжело, привыкаешь и не обращаешь внимания, а потом вдруг становится легко, как в полете, и тогда спрашиваешь себя — как же ты жила раньше, под этакой тяжестью?
— Два миллиарда человек, — сказал И.Д.К. — Два миллиарда. Когда я начинал… Я был уверен, что, если что и получится, то коснется только евреев. Да и то не всех, а только тех, чей генетический аппарат сохранил способность реагировать на Код. Я думал, что любая мутация или, скажем, сложение генетических программ при смешанных браках — все это лишает человека способности воспринимать Код. А оказалось…
— Природа умнее тебя, — насмешливо сказала Людмила, — и тебя это обижает.
— Ты все та же, Люда, — улыбнулся И.Д.К. — Тебе всегда нравилось меня уязвить. Помнишь, даже в первую брачную ночь…
Он осекся, скосил глаза на Дину, и Людмила поняла его смущение.
— Ой, да чего ты, — сказала она, — здесь все свои. Точнее — все твои. Твоя бывшая жена, твой сын, твоя новая любовь. И почему здесь никого больше нет? Мессии, например? Он ведь твое творение в гораздо большей степени, чем я или Андрюша.
— Наверное потому, — подала голос Дина, поняв вдруг, что Людмила не враг ей, и главное — что и она вовсе не желает зла этой женщине, полюбившией (бывает же такое!) Илью, который, по мнению Дины, мог вызвать у нормальной женщины интуитивное чувство жалости, но никак не любовного восторга, — наверное потому, что Мессия здесь лишний. Лишний как Моше рабейну в своей семье, если она у него была.
Людмила вспомнила свое ощущение в тот момент, когда поняла, что сейчас покинет планету под названием Земля. Ощущение мессианства. За мной — народ. Наверное, то была мгновенная и исчезнувшая связь с Ильей Кремером, его мысль, воспринятая и непонятая. Что было еще? Может быть, нечто позволявшее определить, где находится Мессия? Нет, не вспоминается. Ничего не было.
Андрей, которого не интересовали сложные взаимоотношения взрослых, бродил вокруг, постепенно расширяя круги и все дальше удаляясь от родителей. Трава была живой; когда Андрей собирался сделать шаг, стебли мгновенно пригибались, и потому ему не удалось сломать ни одной травинки. Он вертелся на месте, делал неожиданные движения в разные стороны — травинки пригибались прежде, чем он успевал опустить ногу. Ему пришла в голову любопытная и вовсе не тривиальная мысль: а что, собственно, происходит раньше — он делает шаг, и травинки чувствуют его желание, или наоборот — травинки пригибаются, и лишь затем у него возникает желание поставить ногу именно на это место? Кто, в конце концов, кем управляет?
А что, если это телепатическая трава? — подумал он. — Она командует, и я иду. А что, если и деревья телепатические? И вода в реке? И небо над головой? И все-все вокруг?
Нет, — то ли услышал, то ли понял он. Никто здесь никем не командует. Можно принимать решения и выполнять их. Вместе.
Вместе с деревьями? Травой? Животными и солнцем?
Конечно.
Произошло то, чего Андрей всегда хотел. Он подумал, что стал взрослым.
Минуту спустя он убедился в ошибке.
x x x
Во всех канонических описаниях Исхода наличествует вполне надежная феноменология, начиная с момента явления Мессии и вплоть до его неожиданного, повергшего людей в шок, исчезновения — существуют многочисленные теле— и звукозаписи, фотографии, бюллетени о здоровье и так далее; вполне достаточно для того, чтобы сложить приемлемую для каждого историка картину. Следующий этап — после исчезновения Мессии с Земли и до Финала — не имеет ни научного обоснования, ни сколько-нибудь надежной феноменологии.
