Чуть менее представительно выглядит и второй новобранец – Михай Антонюк, он откуда-то из-под Одессы. Тоже крепкий, но ниже ростом… и очень говорлив! В прошлом был матросом на рыболовецком судне. Отчего попал не на флот? Бывает…
– Главная беда, товарищ сержант, – говорит мне усатый ефрейтор Никонов (он до меня командовал отделением), – это вовсе не немцы! С ними-то хотя бы воевать можно! Стрельнуть, на худой конец, или гранатой шарахнуть… А вот заткнуть рот Михаю… вот это вопрос!
И впрямь уже через несколько минут моего пребывания в сарае, где было расквартировано мое отделение, я понял, какой нелегкий груз взвалил на меня старший лейтенант. Антонюк совершенно не выносил одиночества и просто не в состоянии был прервать свои словоизлияния. Нарядов ему Никонов уже навешал – помогало мало.
Подняв голову от планшета с картой (подарок командира!), окликаю ефрейтора:
– Значит, так, Павел Николаевич, готовьте бойцов. Идем завтра к вечеру, задачу нам командир поставит непосредственно перед выходом. Предположительная продолжительность выхода – двое суток. Одни оставляю на всякие непредвиденные случайности. Поэтому и продуктов берите из расчета на трое суток. Старшина выдаст вам паек на семь человек.
– Отчего же на семь? – удивляется ефрейтор.
– Антонюка оставим здесь – пусть вещи наши караулит.
Михай вскакивает:
– Товарищ сержант! А… а как же так?
– Да вот так! Обязанность командира – беречь жизнь своих бойцов! Вот я о твоем здоровье и забочусь – ты же молчать столько времени не сможешь?
Тот только беззвучно раскрывает рот. И точно так же его закрывает. Бойцы прыскают и еле сдерживают улыбки. Но Антонюку не до смеха:
– Товарищ сержант! Но… я же воевать пришел!
– Охранять месторасположение части – тоже задача нужная и важная. Не так?
– Так… – соглашается Антонюк совершенно убитым голосом.
Ефрейтор украдкой показывает мне большой палец.
Словом, на выход мы идем всем составом.
К моему удивлению, линию фронта отделение переходит как-то буднично. У немцев тут сплошной обороны нет, только отдельные опорные посты. Зато – сильно укрепленные, и все пространство между ними простреливается многослойным огнем. Поэтому шуметь здесь – для здоровья небезопасно.
Мы и не шумим, добросовестно проползши на брюхе около версты. И только там я разрешаю передохнуть и приподнять головы.
Сказать, что здесь тихо и спокойно, – фигушки! Ночной немецкий тыл живет в полную силу. Где-то рычит мотор, слышны команды на немецком языке.
Задача, поставленная мне Горячевым, проста как мычание. Выяснить факт подхода подкреплений к противнику, наличие средств усиления и готовность немцев к наступлению.
– Есть предположение, что фрицы будут наступать на нашем участке, – сказал он мне на прощание. – По некоторым данным, они собираются нанести удар, но где именно? Обстановка сейчас и так уже хуже некуда, из последних сил держимся. Попробуйте взять языка, если это будет возможно.
Язык – это хорошо! Даже очень! Вопрос в том, где его взять…
Поразмыслив, приказываю двигать в сторону шумящего мотора. Если это машина с пехотой – дружно делаем ноги. А если это офицер? Едет зачем-то на передовую, да мало ли еще по какой надобности? Тогда можно и побеспокоить важную персону…
Все оказывается куда проще и обыденнее.
Вместо офицерского лимузина обнаруживаем забрызганный грязью грузовик, который безуспешно выталкивают на дорогу трое немцев. Грязные по уши, злые и уставшие. В грузовике видны какие-то ящики.
Снабженцы?
Очень даже может быть…
Быстро озадачиваю своих бойцов. Двое уползают в стороны – прикроют нас на всякий случай: вдруг по дороге кто-то потопает?
Крапивин с пулеметом занимает позицию на пригорке – оттуда хороший обзор и такой же обстрел.
А все остальные тихо ползут за мною к фрицам. Те все вместе, включая водителя, остервенело машут лопатами у застрявшей машины.
Я думаю, что мы могли бы и не ползти, а смело топать во весь рост: немцам было явно не до нас…
Уже подобравшись ближе, указываю ребятам цель – одного из немцев с нашивками фельдфебеля:
– Этот что-то может знать! Прочих – кончаем, нам они без надобности.
Подбираемся еще ближе… Солдаты копошатся около машины, что-то там подкапывая у колес. Самый тот момент!
Вытаскиваю штык и дважды стучу им о ствольную коробку винтовки – сигнал!
По нему, словно из-под земли, вырастают четыре темные фигуры и рывком преодолевают расстояние до автомашины.
Одного из фрицев огрели прикладом и, уже обмякшего, деловито дорезали после на земле. Второму не повезло с самого начала – ему в висок прилетело.
А фельдфебеля сбили с ног и быстро скрутили ему руки.
Оглядываюсь.
Кругом тихо… нас никто еще не засек.
Лады, теперь фрица потрошим!
Подсаживаюсь ближе и выдергиваю у него изо рта скомканную пилотку. Его же собственную.
Немец разражается хриплым кашлем.
Ладно, пусть продышится… Посылаю одного из бойцов проверить машину, а сам оборачиваюсь к пленному:
– Имя, фамилия, должность?
Он, похоже, раздумывает, время тянет? Напрасно…
Берусь за рукоятку штыка: надо ногти почистить…
– Петер Краус, взводный фельдфебель второго взвода третьей роты! Саперный батальон Сто двадцать первой пехотной дивизии.
Ага, вот и голосок прорезался…
– Что в машине?
– Противопехотные и противотанковые мины, герр…
– Сержант.
– Мины, герр сержант! – Фельдфебель отвечает быстро, но видно, что он несколько озадачен моим языком, а главное – произношением.
– Куда вы направлялись?
– В расположение восьмого отдельного штурмового батальона, герр сержант! Нам приказано доставить мины для усиления обороны участков, которые будут нами захвачены у русских…
Опа, прокололся!
– Когда они будут захвачены?
– Могу я спросить у вас, который час?
Во загнул! Ну да ладно, у меня часы есть, с покойного обер-лейтенанта снял – ему уже без нужды…
– Четыре сорок пять.
– Через час пятнадцать минут! – В голосе немца проскальзывают торжествующие нотки. – В шесть часов начнется наступление на этом участке, и на соседних – тоже! Вам уже не вернуться к своим! Поздно! Наилучший выход для вас…
Знаю, сдаться в плен… Старая песня.
– Какими силами будет осуществлено наступление?
