Щупальца дрогнули и опали на «Огалаллу», цепляясь за снасти, обвивая верхушки мачт. Напряглись, подтягивая исполинское тулово. Зажурчала, сливаясь, вода, и кальмар полез на палубу, обламывая фальшборт клювом, скребясь и хлюпая.
Обмирая, Коротышка смотрел, как на палубу валилась, валилась, валилась огромная масса студенистой плоти, а два гигантских глаза со зрачками побольше волейбольного мяча неотрывно глядели на ранчера. Канн услышал громкий всплеск, сиплый звук, как у раздуваемых кузнечных мехов, и его окатил ливень черной туши.
Капитан яхты с воем выскочил из надстройки, ощерился и побежал по резко кренящейся палубе, оскальзываясь в лужах сепии, хватаясь за леера, обвисая на грота-гике, неуклюже перескакивая бугрящиеся руки кальмара, слизистые и пурпурные, шарящие, дрожащие, пульсирующие, скребущие по доскам сотнями янтарных когтей. «Скотина! – мелькнуло у Шорти. – Трус несчастный! Даже попытки не сделал дать полный ход! Может, испугался бы спрут турбин, ушел бы…»
Кэп добрался-таки до кормы, и только тут Шорти понял план моряка, понял и проклял себя за тугодумие. Мастер первым сообразил: единственное спасение – в вертолете! Только по воздуху можно было уйти от чудища, исторгнутого глубиной.
Шорти тихонько завыл от отчаяния, а капитан вскарабкался на площадку, окарачь добрался до кабины, влез внутрь и с ходу врубил двигатель. В недрах геликоптера родился низкий дрожащий звук, лопасти шевельнулись и медленно-медленно двинулись по окружности.
Кальмар нажал на борт, и корма осела так, что волна, пенясь и шелестя, омыла шасси вертолета. Послышалось всасывающее клокотание и рев воды. В том месте, откуда страшно распускались руки-щупальца, щелкал почти двухметровый острый клюв. Звуки были похожи на удары колуна, разваливавшего чурку.
Щупальца с расширениями-лопастями на концах, гибкие и длинные, напружились и заелозили по палубе, изламывая трапы, вырывая люки с настилом, обрывая со звоном и свистом лопавшиеся штаги. Одно из щупалец попало в раскрутившиеся лопасти вертолета, и его отрубило в два удара.
Кальмар скорчился, из культи заструилась зеленая жидкость. Мозг цефалопода оценил врага. Сразу три щупальца метнулись к вертолету – два из них раздавили кабину, а третья багровая конечность выудила орущего капитана, скрутила и сжала так, что кровь брызнула фонтанчиками. На этот раз – красного цвета.
Из кубрика, подвывая, выглянул Пепе Аркути, штурман «Огалаллы», и вскинул карабин. Ду-дут! Ду-дут!
Кальмар никак не отреагировал на выстрелы. Он заталкивал и заталкивал себя на яхту; корма и левый борт опускались все глубже и глубже. Нос «Огалаллы» поднялся над водой, оголяя позеленевший форштевень. Из трюмов донеслось грохотанье и звяканье сорванного с мест корабельного оборудования.
Втягивая воздух в мантию и выбрасывая его из воронки, кальмар низко, утробно хрюкал. Его руки метались по палубе, и все, что попадалось им, корежилось и истреблялось. Тварь сорвала навес над мостиком, мимоходом размазав кока О’Лири, обломила гик. Спрут, истинный Кракен из саг, все пытался влезть в пространство между двух мачт, втиснуться, втереться, втулиться.
Палуба накренилась так, что Шорти уже не стоял, а висел, цепляясь руками за фальшборт и подвывая от смертной тоски. Уцелевшее ловчее щупальце с грохотом и треском взломало полубак, подобралось к Канну (ранчера окатило аммиачной вонью) и ухватилось за фок-мачту. Яхта легла на борт, и кальмар сполз в прозрачную голубую воду, погружаясь до глаз.
Клюв его продолжал щелкать, требуя пищи. А к Коротышке пришло вдруг безразличие. Задыхаясь, он поднял глаза к небу, помянул имя Божие и разжал пальцы.
Клюв кальмара перекусил тело человека пополам, как тунца, и пожрал каждую половинку по очереди.
Корма «Огалаллы» опустилась еще глубже, нос яхты встал вертикально, по черному днищу прокатились струи воды, и кораблик погрузился в океан. Громадные пузыри спешили к поверхности и лопались с противным нутряным призвуком.
Волны быстро укатали пену и сгладили воронку, приравняв ее к бесконечной акватории, оставив одно сплошное мокрое место...
Глава 15. Мышеловка
Центральная котловина, Форт-Эбисс
Смазливый диктор на канале «Интернэшнл Бродкастинг Систем» раздражал Шутикова – и как мужчину, и как шерифа. Шибко приторной была улыбочка диктора, и весь он был какой-то манерный, жеманный, отдающий в голубизну.
– ...Чудовищные монстры держат в страхе все население ТОЗО, – вещал в экране СВ прилизанный красавчик, старательно пугая зрителей. – Только двух гигантских кальмаров случайно удалось убить, а сколько их еще таится в пучинах океана?..
Иван Ильич Шутиков, в прошлом китовый пастух, а ныне избранный жителями Форт-Эбисса шериф, с досадой переключил канал. Чудовищные монстры... Монструозные чудовища... Тексты бы научились сначала писать, грамотеи!
На канале с меткой Сети Всеобщего Вещания тоже шли новости. Их зачитывала хорошенькая блондиночка. Сеть была евразийской, и дикторша тоже выглядела русской, четко, звонко выговаривая на великом и могучем:
– Из пяти кальмаров уничтожили двух – об этом успехе отрапортовал Генеральный Руководитель проекта ТОЗО, господин Отто Фогель. Облава продолжается, на сегодняшний день район поисков сузился и ограничен северной частью Центральной котловины...
Шутиков нахмурился. ЧП произошло слишком близко к Форт-Эбиссу… Он поднялся из кресла, подошел к небольшому круглому иллюминатору и глянул в него, как в трубу, – окошко в мир буравило стену почти двухметровой толщины. В мире было темно и холодно – батиполис построили на глубине четырех с лишним километров, где вода не нагревалась выше полутора градусов. Зато давила как...
Форт-Эбисс был собран из десятков отдельных модулей-сфер, состыкованных на манер кособокого креста, – рядок шаров повдоль, три рядка поперек. Кое-где шары поднимались один над другим а-ля снеговик, синие прожектора на тонких мачтах освещали сверху покатые крыши, и это рождало уже иную ассоциацию – с ночным вокзалом.
Батиполис был именно городом, в нем жили, работали, отдыхали, учились почти тысяча двести человек. К Форт-Эбиссу стягивались, как к конкреции, маленькие горняцкие и старательские станции, тем городишко и жил – поил и кормил добытчиков (в основном, поил), одевал и обувал, снабжал всем, в чем у рудокопов имелась нужда.
Стержневой коридор батиполиса служил главной улицей, а три шаровидных перекрестка выглядели подобием площадей. Была в батиполисе даже своя школа, правда, половину учебного года школьникам рекомендовалось проводить на островах, под солнцем. Дети все-таки, не мальки какие...
После короткого стука в офис заглянул высокий молодой человек, широкоплечий и узкобёдрый. Судя по комбезу и паре бластов в кобурах – китовый пастух. Его покатые плечи берегли силу, лицо хранило холодное выражение, а глаза смотрели и вовсе с ледяным блеском.
– Можно? – спросил он.
– Заходи, – буркнул шериф.
