— Ну можно же обойтись просто операцией на сознании… — пробормотал Сегаль.
— А, это другое, это класс «В», трансформация психосущности индивида. Тебе вживят мозговой датчик и поставят под психоконтроль. Локаторы-уловители общей сети наблюдения обеспечат постоянный мониторинг — у тебя будет свой канал связи с машиной Психологического надзора. Импульсы запретных влечений, агрессивности, сигналы опасной потери равновесия будут подавляться, и ты даже сам не поймёшь, почему, скажем, не ударил человека, который тебя обозвал нехорошим словом. Будешь считать, что пожалел. А на самом деле это машина-контролёр, получив сигнал с твоего мозгодатчика, ответила транквилизирующим воздействием. Но вы знаете, парни, что самое пугающее? Тысячи людей уже добровольно идут на ТПИ, вживляют себе эти датчики!
— Зачем?! — изумился Рыжий.
— А для счастья! У этих людей подавляются импульсы страха, неуверенности в себе, побуждается творческая активность… Люди живут в состоянии душевного комфорта! Эти, с мозгодатчиками, никогда не кончают самоубийством, у них не бывает психических расстройств, они никогда не впадают в депрессию, не страдают от неразделённой любви, их не мучает совесть, сердце не болит от горя… Они всегда бодры, веселы, счастливы! Но люди ли они?
— Киборги какие-то… — пробормотал Сегаль.
— Хуже, — буркнул Купри. — Киборги тоже не шибко страдают, но они-то хоть сами себя контролируют, как мы. А эти… Охота же им быть куклами…
— Но счастливыми куклами!
— Нет уж, спасибочки.
Подсунув друзьям тему для обсуждения, Браун глянул в иллюминатор — в темноте на берегу светились огоньки, проходили Людериц, — и откинулся в кресле, решив поспать.
Утром «Гиппогриф» уверенно вошёл в бухту Кейптауна, полумесяцем врезавшуюся в материк. Пик Дьявола и суровая кубическая громада Столовой горы, прикрытая плоским облаком-«скатертью», тяжеловесно парили над городом, охватывавшим бухту гигантским амфитеатром.
Экраноплан разошёлся с расфуфыренным белым лайнером и причалил к пирсу.
— Пересадку делаем ровно в полдень, — объявил Сихали. — А пока можно и погулять.
На берег сошли всей компанией. Для начала отправились в центр, где раскинулись ботанические сады, грузно расплывался старинный форт и торчала куча памятников. Кейп — город невысокий, два-три этажа, лишь кое-где пузырились стометровые купола с аркадами и овальными окнами — стиль «взбалмошных» сороковых, да над Икапой вставали стодвадцатиэтажные пирамиды, разделённые садами через каждые шесть ярусов, — смотрелось красиво.
Изрядно «почернев» в начале века, ныне Кейптаун прибавил «белого»: лица европейцев более не терялись в толпах африканцев и индийцев — понаехало много выходцев из Евроамерики.
А ещё поражали деревья. Свыкшись с пальмами, китопасы будто впервые разглядывали могучие дубы и платаны. Умом Браун понимал, что тутошний юг ближе к Антарктиде, чем к экватору, но чувства сомневались в выводах рассудка. Да и как совместить взлаивавших павианов на Винбергском холме с пингвинами, облюбовавшими самые южные скалы Африки близ Саймонстауна?
— Удивительно, — покачал головой Купри. — Ходим, гуляем, глазеем… И никто даже внимания не обращает на генрука!
— Здра-асте! — протянул Тимофей. — Приехали. Тоже мне, — фыркнул он, — нашёл «звезду»! Меня и в ТОЗО не всякий узнаёт, а тут Африка.
— И слава богу, — буркнул Харин, — что не узнаёт.
— Во-во… А то я однажды побывал с официальным визитом в Евразии…
— И что? — нахмурился комиссар.
— А ничего! Всю ночь просидел в полицейском участке — личность мою выясняли. И знали же, сволочи, кто я есть, а всё равно…
— Ты же генрук!
— Это я по ответственности — шишка, а по статусу — тьфу! Мы все для Большого Мира — третий сорт. Всё, тему раскрыли — и закрыли. Я в отпуске!
— Гуляем, — приказал Тугарин-Змей.
Океанцы с антарктами бродили по городу там, куда их заносили ноги, и высматривали в основном не достопримечательности, а симпатичные мордашки местных девушек да трудящиеся массы. Афросоюз по-прежнему держал сомнительное лидерство по количеству рабочих мест среди союзов государств. Трудилась половина всех африканцев, но основное число «арбайтеров» числились официантами, барменами, портье, даже водителями и бульдозеристами! Брауну дико было видеть, как люди в касках и оранжевых жилетах рыли землю ковшами экскаваторов, как дворники — живые дворники! — сметали мусор в кучки, а почтальоны в чёрных форменках разносили почту. Люди, чьё время было драгоценным и невозвратимым, тратили его на бездумное исполнение прямых обязанностей роботов. У Сихали просто в голове не умещалось, как можно по пять часов в день рулить электробусом! Неделя за неделей, месяц за месяцем, по одному и тому же маршруту… Бездна потерянного времени! И до чего же это скучно! К таким работам в Евразии только хулиганов приговаривали — давали пятнадцать суток, и мой шваброй тротуар…
А вот африканцы ничуть не страдали. Водитель электробуса весело скалился и заигрывал с кондукторшей — работницей, взимавшей с пассажиров плату за проезд. Шурики здорово веселились, когда отдавали негритянке с сумкой на груди маленькие алюминиевые кружочки с губастым профилем первого президента Соединенных Штатов Южной Африки. Они словно провалились в прошлое, и календарь показывал зиму какого-нибудь 1997 года.
Океанцы с антарктами поднимались вверх по Вейл-стрит до малайского квартала Бо-Каал. С террас района Тамборсклооф любовались видом всего города. Спускались вниз к Вотерфронту — когда-то там располагались доки, а ныне теснились галереи, магазины, музеи, висячие сады. Через Оутбей по Чепменспик-драйв — дороге, вырубленной в скалах по кромке берега, — добирались до мыса Доброй Надежды и вертели головами: направо — Атлантический океан, налево — Индийский. Здорово!
Набродившись так, что ноги гудели, «азовцы» и «тозовцы» спустились к набережным, туда, где раньше на замусоренные пляжи выходили негритянские гетто. Ныне на берег бухты глядели фасадами стандартные двухэтажные коттеджи спецов средней руки.
Пройдя половину дубовой аллеи-набережной, Тугарин-Змей сказал приглушённо:
— Сихали, не оглядывайся.
— А чего?
— Нас пасут.
— Кто? — насторожился Тимофей.
— Знать бы…
— Двое топают за нами, а ещё один… — быстро проговорил Рыжий. — Нет, тоже двое идут сбоку, за деревьями, так что…
— А как они выглядят? — поинтересовался Белый.
— Ну-у… — Тимофей нагнул голову и скосил глаза. — Один, такой, выбрит, причёсан по моде, хоть в витрину ставь. Другой в комбезе, и борода такая, колечками…
— Колечками? — вздрогнул Сегаль.
— Ага. Хромает сильно.
— Хромает?..
Переглянувшись с Купри и Шуриками, Борис присел, якобы поправляя магнитные защёлки на башмаках. Встав, он бросил короткое:
