Центр станции был смещён к террасе у сопки Озёрной. Склон этой террасы круто спадал в долину, плавно переходившую в бухту Опасную залива Алашеева.
«Селл» спустился на главную улицу «Молодёжной» — проспект Сомова, прокатился по обрывистому берегу озера Лагерного и остановился у Клуба полярников.
— Вылазим! — дал команду Шалыт, и Особо Важные Персоны запрыгали через высокие борта на гулкий пластмассовый тротуар.
— В честь высоких гостей был дан обед… — внушительно заговорил Белый, продолжая свою политическую хронику «тонким намёком на толстые обстоятельства», но ему не вняли.
К Шалыту, отряхивавшему пыль с меховых штанов, приблизился щуплый некрасивый человечек, до того зубастый и лупатый, что смахивал на глубоководную рыбу.
— Здорово, Удильщик! — поприветствовал его генрук АЗО, подтверждая, что в головы океанцев и антарктов приходят одни и те же ассоциации. — Что у нас нового?
— Да тут опять… аномальные явления, — доложил щуплый.
— Где это? — навострил уши Купри. — Когда?
— Да здесь, прямо на берегу. Над холмами Свиридова, отсюда хорошо видать было. Буквально двадцать минут назад.
Комиссар выдвинулся вперёд.
— Пострадавшие есть? — спросил он.
— Обошлось без жертв.
— Знакомьтесь, — опомнился Шалыт и представил Удильщика: — Колян Фищев, начальник СИБ.
Сихали небрежно пожал маленькую руку Коляна Фищева и обратился к Шалыту:
— Одолжи вездеход, я прокачусь на место ЧП.
— Да бери! — сделал тот широкий жест и крикнул водителю: — Чак! Подбросишь дорогого гостя!
— Я с тобой, — заявил Тугарин-Змей. И полез в кузов, не слушая возражений.
Тимофей только рукой махнул — с телохраном спорить бесполезно! — и занял место в тёплой кабине. Водитель, прыщавый парнишка лет осьмнадцати, робко кивнул генруку.
— Холмы Свиридова — это где? — спросил генрук.
— Это там, — показал водитель, — на полуострове Борщевского.
— Нам туда.
Транспортёр сыто заурчал мотором и покатил, тарахтя широкими гусеницами.
Спуск к морю от «Молодёжной» был полог, и всё пространство к северу открывалось глазам — белый припай, гранёные розоватые айсберги, отбрасывавшие голубоватые тени. Полярное солнце шутило со зрением, и бескрайняя ледяная равнина отливала вдали желтоватым знойно-пустынным колером.
Пятнадцать минут спустя транспортёр выехал к самому ледяному барьеру. Высотою метров десять, он обрывался отвесно к припаю, запорошенному песком и пылью. Припай «дышал» — колыхался незаметно для глаза, зато были хорошо видны трещины, то разверзавшиеся до чёрной воды, то со скрежетанием и скрипом смыкавшие ледяные челюсти.
— В прошлом году, — сказал Чак мужественным голосом, — припай аж тридцатого января взломало. Заснули — был, просыпаемся — нету! За ночь все льдины в море унесло… А в этом году рановато что-то. Вон как лёд посинел, набух весь…
— А припай толстый? — спросил Сихали, лишь бы поддержать разговор.
— Смотря где, — солидно ответил водитель, — обычно метр или два…
В следующее мгновение бласт-импульс пробил ветровое стекло, брызгая каплями расплава, и снёс Чаку полголовы. Безжизненное тело мягко повалилось вбок, пачкая дверцу сгустками чёрной крови.
Сихали этих подробностей не разглядел — выхватив бластер, он выцеливал неожиданного противника. Враг не заставил себя ждать — и справа, и сзади появились два таких же транспортёра, как и тот, что только что лишился водителя.
— Замечательно!.. — прорычал Браун, не зная, за что хвататься.
Положив левую руку на рычаг управления, он следил за тем, как бы вездеход не ухнул с барьера, а ногой вышиб дверцу. И тут же выстрелил. Мимо! Второй импульс был удачен — водитель транспортёра, валко нёсшегося справа, схватился руками за простреленное горло. Тяжёлая машина развернулась боком, выбрасывая снег из-под гусениц, — и сделала «шварцев» удобными мишенями. Тугарин-Змей тут же открыл огонь на поражение, стреляя как в тире — и не промахиваясь.
Не успел опасть вываленный снег, как вражеский транспортёр развернулся на месте, будто приведённый в ярость носорог. Меткий импульс провыл перед самым носом Тимофея, пронизывая обе дверцы. Ещё один угодил в блок управления.
Браун подёргал рычаг — машина слушалась. А вот скорость сбросить или затормозить не желала. Подбили-таки!
— Превосходно…
Заднее окошко отворилось, и в кабину просунулся Илья. Змею хватило одного взгляда, чтобы оценить положение.
— «Шварцы» нас к барьеру отжимают! — заорал Сихали, высматривая, где барьер пониже.
— Вижу!
— Держись там!
Как по заказу, барьер отошёл мористее, полого скатываясь к припаю. Браун резко свернул и погнал вездеход по плотному снежному насту. Съехав с горки, танк вынесся на припай. Мощная льдина лопнула, поддаваясь, вздымая из трещин фонтаны воды, но гусеницы драли грязный лёд с прежней силой — транспортёр одолел пару широченных расселин и понёсся по гладкому полю припая.
Мельком Браун заметил, как в стороне взвихрился снежный султанчик — это был чей-то промах.
Но думать надо было не о стрельбе. Враги не последуют за ними, если испытывают желание прожить подольше. Но им-то как быть? Припай уходит в море километров на тридцать, что же им, в воду булькать?
Тимофей обернулся, оценивая расстояние до берега, и крикнул товарищу:
— Прыгаем!
Илья молча перемахнул через борт.
— Чтоб вам… всем… — пропыхтел Сихали, выбираясь на подножку. — Отдохнул, называется!
Оттолкнувшись, он полетел на лёд, а угодил в снежницу — выемку, забитую снегом. Было мягко, но мокро — под снежком пряталась талая вода. Выбираясь из ямы на карачках, Тимофей проводил взглядом удалявшийся вездеход. Подкидывая задком, тот пёр строго на север, но ушёл недалеко — льдины вдруг встали дыбом, и транспортёр канул в море. Аминь.
Стая пингвинов Адели, галдевшая неподалёку, словно шумно обсуждавшая давешнее зрелище, неожиданно понеслась к берегу, ковыляя с расставленными крылышками, падая на лёд и подгребая.
Сихали, отплёвываясь от снега, поднялся с четверенек. Смахнув с головы капюшон каэшки, он прислушался и побледнел.
— Припай ломает… — пробормотал он.
— Вот гадости… — глухо пробасил Тугарин-Змей.
А над ледяным полем будто канонада началась — припай лопался, змеясь трещинами, оставляя широкие разводья. Лёд поднимался и опускался, всхрапывая и тяжело, сипло втягивая воздух.
— Ищем льдину поширше! — прокричал генрук.
Парочка тюленей, отдыхавшая поблизости, покосилась на людей недовольно: дескать, можно потише?
