На носовых башнях сдергивались кожаные чехлы, прятавшие начищенные медные купола сифонов и зловещие трубы, жерла с наконечниками в форме оскаленных монструазных морд. То и дело воздух, наполненный скрипом и плеском весел, разрывал дикий свистящий рев «нигларос» – предохранительных клапанов, а над палубами дромонов вился легкий дымок – сифонисты рьяно шуровали в топках, поднимая давление в котлах с кипящим составом Каллиника, прозванным «греческим огнем».
Эпибаты ухали, накручивая рычаги баллист и онагров.
– Ох и будет нам... – пробормотал Ивор.
– Не каркай! – сердито цыкнул Железнобокий.
Один за другим двухмачтовые дромоны вырывались в море, и сразу улавливали ветер. Мигом расправлялись треугольные красные паруса, и выгнутые луками реи разворачивались «бабочкой» – один рей в одну сторону, другой – в противоположную. Так ветрила полнее всего наполнялись попутными дуновениями.
Победно взвыли трубы, полсотни громадных дромонов медленно выстроились полумесяцем и двинулись на русские скедии. Флагман держался позади, наблюдая за ходом сражения.
Скедии, лишенные мачт и парусов, казались утлыми суденышками, убогими однодеревками на фоне черных кораблей под красными парусами. Но скедий было много, и варяги, славные морскими победами, знаменитые пираты, не собирались сдаваться. Русские корабли не жались на отмели, дожидаясь, пока их сожгут.
Халег Ведун бросил основные силы на ту часть ромейского флота, что не грозила его скедиям сожжением.
Сверху было хорошо видно, как изящные варяжские суда веером двинулись к дромонам, заходя с правого фланга, ближнего к берегу. Первыми сдали нервы у командира корабля «Победоносец ромейский» – сработала катапульта, и вверх, описывая дымную дугу, взвился объятый пламенем снаряд – двухведерный глиняный сосуд. Он разбился о драконью голову ближней скедии, и хлынуло жидкое пламя, окатило форштевень, разлилось по волнам. Однако варяги не попрыгали в ужасе за борт, а принялись сноровисто тушить пожар – зачерпнули кожаным ведром уксуса из бочки и погасили «греческий огонь». Только пятно трескучего и чадного пламени расплылось по мелкой волне, пока не затухло.
Взлетели еще два снаряда, и тут уж постарались кормщики – следя за траекторией полета, они ускоряли ход скедий или замедляли его, сворачивали с пути. И обе «посылки» бесполезно плюхнулись в воду.
А самые быстрые из варяжских кораблей уже достигли дромонов, не числящихся в «огнеопасных», и пошли на абордаж.
Эпибаты обстреливали русов с палуб, метали дротики и копья, но варяги упорно пробивались, уворачиваясь, принимая стрелы на щиты. И вот громовой рев разнесся над притихшей водою – раскрутились и полетели к бортам дромонов цепи с крюками, варяги по двое подкидывали товарищей, перебрасывая тех за высокие борта. Пока первые вступали в бой, прикрывая идущих следом, на палубы дромонов залезали десятки и сотни осатаневших воинов, не знающих, что такое пощада и милосердие.
Первым был захвачен дромон «Жезл Аарона» – русы вырезали тех, кто им сопротивлялся, а тех, кто поспрыгивал за борт, отстреляли из луков.
Следующим сдался «Святой Иов», за ним пал новенький дромон «Великомученица Варвара».
Друнгарий флота впал в ярость, его трубачи подали сигнал, и сразу пять огнепальных кораблей с левого фланга повернули, ломая строй.
Началось замешательство, неповоротливые дромоны мешали друг другу. Один корабль не вовремя сменил курс и столкнулся с соседом, ломая тому весла по всему борту (а весла ломали руки и грудины рабов...). «Феодосий Великий» неуклюже развернулся, потерял ветер и врезался носом в борт «Дракону». Корпус не пострадал, но толчок многих эпибатов сбросил в море, что породило волну хохота на скедиях.
«Дракон» тут же отомстил варягам, поскольку был огнедышащим – сифонист направил трубу на скедии, из ее жерла повалил голубоватый пар. Помощник сифониста подполз, поднимая лампаду, и из трубы с ревом забило чадящее пламя. Огненная струя окатила две скедии подряд, и тут уж никакой уксус не спас мореходов – и людские тела, и корпуса кораблей равно горели, погибая от страшного, негасимого жара.
– Сволочи! – зарычал Малютка Свен. – Я бы их... Ух!
– Глядите! – воскликнул Ивор.
А поглядеть было на что – Халег Ведун наверняка имел план, который начал осуществляться на глазах у Олега Сухова. Варяги запалили захваченные дромоны и направили их против строя ромейских кораблей.
Дымно горели алые паруса, огни ползли по канатам, растекались по палубам. Треск пламени мешался с воем гребцов. Немногие варяги, оставшиеся на палубах, нещадно лупили невольников по исполосованным спинам, заставляя грести навстречу смерти.
Сработал сифон, окатывая «греческим огнем» палубу «Святого Иова», но жажда мести сработала против ромеев – дромон лишь пуще воспламенился и плавно вписался между двумя ромейскими кораблями. Затрещали, лопаясь, весла, перепутались снасти, раздутый ветром огонь перебросился еще на две палубы. И вопль человеческий утроился...
Одна за другой сгорели пять скедий, но добрая сотня варяжских кораблей атаковала дромоны, обступив ромейские корабли, как лайки медведя.
И только тут на ромейском флагмане поняли замысел русов – Халег оставлял кораблей двести, чтобы сковать или разгромить флот империи, а главные силы уже брали мористее, продолжая движение к Константинополю.
Первым покинул место битвы головной корабль, трубачи друнгария выдували пронзительные сигналы к отступлению.
Дромоны с готовностью сдавали назад, переставляли паруса, перекладывали рули. Потрепанные ромейские корабли замедленно юркали в горловину Босфора, как черные крысы-пасюки в нору. Пользуясь течением, они заскользили к Константинополю.
А русские лодьи, оставив догорать свои и чужие корабли, кинулись вдогон.
– Вот, – радостно протрубил Инегельд, – а ты говорил!
Кто именно говорил и что именно, осталось тайной.
– Поскакали! – услышала приказ «чертова дюжина» и без промедления исполнила его.
Глава 18,
в которой Олегу дается ответственное поручение
«Чертова дюжина» пробиралась запутанной сетью дорог, то уходя от Босфора, то вновь приближаясь, всякий раз наблюдая отступающие дромоны, теснящиеся в узком проливе, и следующие за ними скедии.
– Во, гонят! – воскликнул Малютка Свен.
– Век бы любовался, – прокричал Ивор, – как ромеи драпают!
– Догонят наши, нет? – поинтересовался Саук.
– А зачем? – пожал плечами Олег. – Я так понимаю, великий князь сюда не только за вирой, но и за уважением пришел, он признания ищет, хочет, чтобы базилевс не относился к нему как к какому-то слуге! Для чего тогда дромоны жечь? А вот силу показать надо было. Он и показал...
Инегельд задержался на круче, оглядывая живописные берега пролива, и сказал с озабоченностью в голосе:
