– Благодарю покорно, – фыркнул Эдик. – Утопиться в колодце, чтобы испортить воду аборигенам?
– Вы просто не знаете, что такое здешние колодцы, – терпеливо заговорил Тиндарид. – Это целая сеть подземных каналов, в которых собирается вода, их специально прокапывали, из года в год удлиняя. Работка та еще, зато вода не испаряется зря, и даже в жару она прохладная. И довольно чистая.
– Короче, лезем! – нетерпеливо скомандовал Лобанов.
– Подождем, – не согласился Искандер, – пусть стемнеет. Тогда у нас будет хоть немного форы – пока эти подползут, пока разберут, что в тени никого… Или ты думаешь, мы одни такие умные?
– Ждем, – сердито сказал Сергий.
Ожидание не затянулось, скоро по улице пролегли тени, небо над домами полыхнуло яркими закатными красками – и как-то сразу легла полутьма.
Гефестай, дабы не возбуждать у парфян ненужных подозрений, изредка постреливал, один раз даже попал, чем вызвал в лагере противника взрыв отрицательных эмоций.
– Учись, Эдик, пока я жив, – гордо пророкотал кушан. – Вот что значит точный расчет и полная концентрация! Раз – и нету!
– Да, – невозмутимо кивнул Чанба, – стрелу ты истратил…
Искандер встал на четвереньки и подполз к колодцу.
– Предлагаю начинать, – тихо сказал он.
– Слушаемся, – отреагировал Лобанов. – Разрешите идти?
– Разрешаю спускаться! Смотри только, не загреми…
– Никак нет…
– Канал идет в обе стороны, ползи от реки… Понял, куда?
– Так точно…
Сергий спустил ноги в колодезный проем, ощупывая стенки, сложенные из камня-плитняка. Держаться можно…
Эти слова он произнес вслух – сверху тут же донеслось приглушенное:
– Если осторожно!
– Лезь давай, – проворчал Гефестай.
– Сам лезь, я последним пойду. Горцы мы, альпинисты. Разряд имею, между прочим.
– Ну-ну, скалол-лазка м-моя…
На голову Сергию посыпались камешки и песок – это сын Ярная нащупывал дорогу.
Лобанов неожиданно потерял опору под ногами, но удержался. Просев, удерживаясь на руках, дотянулся ногой до воды, спрыгнул.
Воды было по колено. Принцип-кентурион на ощупь определил форму входа в канал – косой овал. И тут косой… Зато воды в нем – на два пальца.
– Сережка, ты где?
– Здесь я. Спрыгивай, тут полметра осталось.
– Ух… Холодная!
– Это тебе так кажется, после духоты наверху. Ладно, я пополз.
– Давай, я за тобой…
Опустившись на карачки и ощупывая верх рукой, Сергий двинулся в журчащую темноту. Штаны сразу промокли, острые камешки впивались в коленки, но бывало и хуже. Сзади глухо доносилось:
– Ползешь, кушан?
– Ползу…
– Ползи, ползи…
– Все здесь? – спросил Лобанов.
– Так точно! – отчеканил Искандер.
Сколько он раз переставил колени, сколько раз стукнулся головой о провисшие крепи, принцип-кентурион не упомнил. Темнота и сырость давили и отупляли, рождая страхи, запуская и запуская по кругу пугающую мыслишку: «Заживо погребенные…»
Но вот рука его ничего не нащупала над головой.
– Сашка, колодец!
– Тише ты… – долетел ответ. – Слышу. Взбирайся наверх, только по тихой. Мы, должно быть, под чьим-то двором…
Сергий выбрался в колодец и распрямился. Неожиданно руки коснулось что-то лохматое… Что?! Ах ты… Веревка! А на ней кожаное ведро.
– Тут веревка, – сообщил Лобанов пыхтящему Гефестаю. – Тебя она вряд ли выдержит, но хоть какая-то опора…
– Ну, да…
– Всё, я полез.
– Давай…
Упершись спиной и руками в одну бугорчатую стенку, ногами – в другую, Сергий начал подъем, переставляя то ладони, то подошвы, и толкая, толкая себя вверх.
Вверху, прикрывая колодец от пыли, лежала крышка, сплетенная из пальмовых листьев. Сдвинув ее головой, принцип-кентурион перехватился и выбрался, наконец, из сырости в сухость. «Ф-фу…»
Вторым поднялся Гефестай. Лобанов протянул ему руку и помог одолеть последний метр. Вдвоем они подняли Искандера. Эдик прошипел: «Я сам!» – и выбрался последним.
– И где мы? – негромко поинтересовался он.
– За мной, – сказал Искандер, – и без шума…
В это самое время открылась дверь дома, во внутренний двор которого вылезли преторианцы, и оттуда вышла дородная женщина с масляным фонарем в руках.
Бормоча себе под нос, она спустилась со ступенек, и только тут разглядела «гостей».
– Дэвы! – охнула она – и сомлела, роняя фонарь. Светильник разбился, растекаясь лужицей горящего масла, и этот слабый свет обозначил ограду, ворота, столбы навеса, темные лохмы дерева.
– Сюда!
Подбежав к воротам, Искандер отодвинул засов калитки и бесшумно выскользнул на улицу. Секунду спустя он просунулся обратно и махнул рукой. Преторианцы последовали приглашению.
Ночная улица была тиха и безлюдна. Где-то далеко лаяли собаки, неразборчивые голоса то ли спорили о чем-то, то ли пели, а потом далеко-далеко прозвучала труба.
Сориентировавшись, Тиндарид заскользил вдоль стены, свернул в переулок, потом в другой, зашагал по широкой улице, и слева, и справа обсаженной деревьями.
В конце улицы показались факелы, и преторианцы замерли за стволами. Мимо прошагали ночные стражники, громко переговариваясь между собою – похоже, они сами боролись со страхом.
– Пошли!
А идти оставалось совсем немного – Искандер пересек маленькую площадь и вывел друзей к постоялому двору. Ворота были уже заперты, но сторож за медную монету впустил опоздавших.
Отходя от пережитого беспокойства, Сергий прошел к конюшне, где оставил философов. Пепел учуял хозяина и радостно заржал. Тут же из темноты выбежал растревоженный И Ван.
– Беда, беда приключилась! – запричитал он. – Амитофу!
– Какая еще беда?
– Го Шу ушел!
– Что значит – ушел? Куда? Да говори ты толком!
– Тут арабы были, – заспешил И Ван, – Го Шу разговорился с ними… Я не слышал, о чем они там беседовали, но, видать, арабы признали в Го Шу великого лекаря и пригласили в гости, чтобы тот посмотрел их больного вождя… И они ушли.
– Куда?
– В Вавилон…
– Ва… Ты это знаешь точно?
– Да-да! Лю Ху ходил за чистой водой, а когда вернулся и я ему сказал про… ну, что ушел Го Шу, он сразу сел на коня и сказал, чтобы я вас дождался. Лю Ху сказал, что поедет следом за арабами, и встретит нас на месте…
