В спину пахнуло ветром от захлопнувшейся двери. Сергий резко обернулся. Дверь закрывалась лишь изнутри, на крепкий засов, но кто-то очень спешил снаружи, подбивая клинья. «Попался?..»
Лобанов шагнул, оглядываясь, тихо позвал:
– Тзана!
Тишина в ответ. Сергий прошел в центр зала, обходя трон, и увидел, что сиденье занято – безвольно свесившись набок, в нем сидела Высочайшая. Сидела неподвижно – в ее сердце по рукоятку всадили нож. Кинжал-пугио!
Тоска, отчаяние, злость – все разом разошлось у Сергия по душе. И ему ни секунды не было оставлено на обдумывание и противодействие – за тонкими стенами разнесся истошный крик, повторяющий одно и то же слово. Вероятно, его значение было – «Убили!»
[49]
Лобанов развернулся, думая взять короткий разбег и выпрыгнуть в окно, вышибая хлипкую раму, но тут двери с треском распахнулись, и в зал хлынули стражники с алебардами наперевес. Они мигом окружили принципа, а следом ворвался Чжан Дэн. Бросившись к сестре, он взвыл и закричал что-то, не понятое Сергием, злое и ненавидящее.
– Да не виноват я! – заорал принцип, ясно понимая, что никто его не поймет, а если и уразумеет, то не поверит.
Разъяренный Чжан Дэн отдал приказ, и стража вывела Лобанова на улицу, пресекая любое неосторожное движение – острия мечей мигом изорвали его халат.
Под усиленным конвоем Сергия доставили к его же временному обиталищу. Стражи в черном вломились в павильон, откуда понеслись крики возмущенных философов. Грохот разлетавшейся мебели и рев не на шутку разозленного Гефестая дал понять, что преторианцы не обрадовались ночным гостям. Но сила солому ломит, и вскоре троица соединилась с командиром.
– Они что, взбесились? – воскликнул Эдик.
– Только не говори, – взмолился Гефестай, – что Давашфари…
Сергий мотнул головой.
– Нас подставили, – устало объяснил он. – Кто-то зарезал императрицу-вдову, зарезал твоим ножом, Эдик…
– Вот и славно, – залучился сын Ярная, не шибко понимая, что говорит.
– …А меня привели на место преступления, поманив поясом Тзаны… Она не появлялась?
– Нет, – вздохнул Искандер.
Дольше им говорить не дали – тычками алебард стражники погнали четверку по аллее.
Тут на помощь выскочили три философа. Вся триада вопила, осыпая стражу проклятиями. Го Шу что-то страстно доказывал Чжан Дэну, хватая того за рукава, доказать не смог и неумело ударил по лицу. Чжан от неожиданности упал, а Лю Ху, вдохновившись героическим примером, бросился к нему, размахивая цин-люем. Стража скрутила ученых шутя, и погнала уже не четырех, а семерых преступников.
Го Шу бежал рядом с Сергием и криком кричал, доведенный до белого каления:
– Да что же это такое?! Мы верой и правдой… Мы через все напасти, исполнили долг сполна, и что в награду?! Нас осмеяли, нас опозорили, унизили и оскорбили, лишили всего, добытого нашим умом и усердием! Но нет, им мало этой несправедливости, они устраивают другую, еще более чудовищную! Платят за ваше искусство чернейшей неблагодарностью! Да я никогда не поверю, что Сергий или Эдик способны убить пожилую женщину, пусть даже такую подлую, как госпожа Дэн!
Стражник так пихнул даоса, что тот едва не упал и смолк, яростно щеря мелкие зубы. «Допекли философов…» – подумал Лобанов.
Все время, пока их гнали в ночь, он лихорадочно соображал, что делать. Освободиться и убежать – это у них получилось бы, но как бросить ученых? Да и что толку в бегстве, если римляне так и останутся гнить в этом проклятом городе – проклятой столице проклятой страны!
Их гнали бегом и пригнали к воротам тюрьмы. Скрипучие створки раскрылись, грубые руки, наловчившиеся вязать и этапировать, повлекли новых узников в подвал.
По сводчатому коридору Сергий добрался до последней камеры, воняющей мочой и прелью. Тюремщики заставили его встать на четвереньки и протиснуться через маленькую дверцу в бамбуковой решетке. Чьи-то руки подхватили его с другой стороны и помогли подняться. В трепещущем свете факелов Лобанов разглядел консула.
– Сальвэ, – выдохнул он.
– С новосельем! – поздравил его Публий Дасумий Рустик, не растерявший юмора.
Встреча прервалась злобным рычанием Гефестая, с трудом переползшего из коридора в темницу через узкий лаз – тюремщики вгоняли его вовнутрь пинками. Искандер, Эдик, Го Шу, И Ван, Лю Ху… Все здесь.
Тюремщики захлопнули дверцу и ушли, оставив гореть чадящий факел, воткнутый в держак на стене.
– Что будет? – прошептал И Ван. – О, Амитофу…
– Убили Высочайшую Госпожу, – уныло ответил Лю Ху. – Император возрадуется, избавившись от необходимости делить власть, и будет доволен, что не надо искать виновников – мы уже тут. Завтра нас предадут изощренным пыткам – станут лить на спину и грудь кипящее масло вместе с расплавленным свинцом, так, что плоть станет отваливаться по кусочку… Станут поджаривать в медном котле… А потом казнят – разрубят пополам на площади, и будет нам долгожданное избавление…
– Перебьются, – оборвал его Лобанов.
Выпрямившись, он обернулся к консулу, и представился, выбросив руку в салюте:
– Принцип-кентурион претории Сергий Корнелий Роксолан! У меня приказ императора – освободить тебя и твоих товарищей из плена. Собирайся, сиятельный, пора домой!
Часть вторая
«Путь Зеленого дракона
[50]
»
Глава 12,
в которой Эдик устраивает салют
1
– Так вот какова истинная цель! – вскричал Го Шу. – О том, что под масками бродячих фокусников прячутся воины, я догадывался давно, но не знал, что за вашими действиями скрываются такой долг и такая честь!
– Вот истинно благородные мужи! – проскрипел Лю Ху.
– О да! – поддакнул И Ван.
– Как вас нахваливают, принцип, – ухмыльнулся консул.
– Не слушайте их, сиятельный, – улыбнулся в ответ Сергий, – мы всего лишь выполняли задание. Кстати, будет нелишним перезнакомиться…
После того, как все сокамерники были представлены друг другу, Лю Ху осторожно заметил:
– А не кажется ли вам, драгоценный Сергий, что ваш призыв уходить домой несколько… э-э… несвоевременен? Позвольте вам заметить – мы в тюрьме!
– Да неужто? – усмехнулся Лобанов. – И что это меняет?
Он едва сдерживался, чтобы не нагрубить – тревога за Тзану была так велика, что почти материализовалась, сочась по жилам ледяным конденсатом непокоя.
